Леонид Нетребо - Пангоды

— Так, — сказал, не глядя на заведующую, но блестя глазами на молоденькую розовощекую повариху, — ничего перекрывать не будем. Немного гаечку ослабим, подмотаем и тогда затянем, навечно. Все будет хоккей. Фирма веников не вяжет… — И заключил, отвернувшись к батарее, гремя инструментом, уже серьезно, почти сердито: — Правда, и триста «прямого» тоже не платит…

Татьяна ушла к себе в кабинет, села писать табель. Ее слегка поташнивало, была она на седьмом месяце, под сердцем толкался желанный для них с мужем Дениска. Хотелось, чтобы он был таким же веселым, как его мать, и таким же мужественным, как отец.

Она не любила, когда мужики по-бабьи разговаривали о деньгах. Вся мужественность улетучивалась. «Триста прямого»! А вот большинство женщин на Севере и не мечтают о трехстах рублей оклада — предельной суммы, на которую накручиваются «полярки» и коэффициент. Но работают и не ропщут: поварихами, учителями, воспитателями — кто скажет, что эта работа мед? Особенно здесь…

Что касается ее, то, решаясь ехать в Пангоды, о деньгах она думала меньше всего. Ведь в материальном плане и «на земле» жилось неплохо.

Костромская область, город Шарья. Здесь Татьяна закончила педучилище. В учебном заведении она получила не только теоретические знания, но и опыт работы с коллективом — все годы учебы председательствовала в профкоме, в который входили и студенты, и преподаватели. О серьезности этой общественной работы говорит то, что после выпуска Татьяны никто не потянул эту должность «по совместительству» — пришлось в штатном расписании училища заводить единицу «освобожденного», оплачиваемого профорга. Наталью заметили в Гороно и сразу после получения диплома восемнадцатилетнюю молодую специалистку назначили заведующей одного из детских садов.

Три года перед Севером она поработала инспектором отдела народного образования по дошкольному воспитанию.

Да, Татьяна уехала на Север не за деньгами. В этом факте для нее тогда не было ничего необычного, но все же в глубине души сомневалась: такая ли она, как все? Ведь многие вокруг шутят: «За туманом едут только дураки!..» Позже, когда узнала северян, поняла, что за меркантильной бравадой, за напускной грубостью, за показной иронией — за всем этим, как за панцирем, находится то, что почему-то принято старательно скрывать от посторонних глаз: сентиментальность, ранимость, душевная щедрость. А поняла она это как раз потому, что человечность скрыть невозможно.

Нет, далеко не все, и Татьяна в их числе, поменяли юг на север ради «грошей».

Если рассуждать очень общо, то одних забросила сюда романтика, других, действительно, — нужда…

Бывший ее одноклассник, будущий муж, приехал в Пангоды в 1974 году, работал в одной из самых известных строительных организаций района — СУ-39, силами которого возводились технологические и бытовые объекты месторождения «Медвежье» и вахтового поселка Пангоды. Как один из первопроходцев, начинавших обживать поселок и имевших право выбора, где возводить свое жилье, он взял место на высоком берегу речушки. Вскоре здесь вырос добротный домик, который и балком-то не хотелось называть. Но на Севере так повелось: раз на скорую руку, из того, что бог послал — значит балок. Был там и сарайчик, и палисадник, и банька.

…Она с сыном приехала к нему теплым сентябрем семьдесят девятого. Сухая осень томно грустила медленными, желто-оранжевыми красками, другой берег речушки казался счастливой брусничной сказкой, сулящей избавление от суеты, от неопределенности, обещающей покой и тихую вечную радость. Неужели это и есть Север?.. Ведь это же блаженная обитель, которую, видимо, еще до конца не открыли для себя южные люди! А когда откроют — хватит ли всем места на этом самом краю земли?

…Первые минуты возле их, теперь уже общего, домика: ее голова на крепком плече мужа, его рука гладит голову стоящего рядом мальчика… Тяжелое марево буйного северного заката, на глазах — слезы…

До зимы оставалось немного и они жадно ловили последние мгновения ненадежного осеннего тепла, способного в одночасье смениться полетом «белых мух». Ужинали во дворике, который начинался от стены балка и заканчивался темной водой песчаного берега. Ближе к сумеркам по гладкому парному зеркалу вместе с отражением луны начинали плавать ондатры…

Где теперь все это? Сейчас, через много лет, приходя на то место, где стоял их балок, чтобы вспомнить первые месяцы на Севере, Татьяна старается не глядеть под ноги, на чумазый берег, на захламленную ржавую воду. Она смотрит на другую сторону, где иногда в желтом увядании нет-нет да блеснет красным спелая брусника. А еще лучше смотреть выше макушек деревьев, на закат, он точно, в отличие от многого, остался таким же, как и много лет назад…