Леонид Нетребо - Пангоды

… Я впервые стрелял по реальной цели. Впечатления от тех минут первого боя ни забыть, ни передать невозможно. Это чувство обладания нечеловеческой силой, единения с ней… какой-то нечеловеческий восторг и страх одновременно, ощущение себя на острие, на самом кончике чего-то самого важного в мире — какого-то такого момента, действия… Ужасного, но необходимого. Как будто это не из пушки, а из меня вылетают снаряды… Грохот… Я кричал, орал! Мне казалось, что мой нечеловеческий рев слышно за пределами танка…

Мы отстрелялись, отъехали под прикрытием наших стрелков в основное расположение.

От Мишкиного танка остались одни катки и башня, которая отлетела на несколько метров: машину «подстрелили» из гранатомета, лишив возможности нормально двигаться, а затем добили прямой наводкой из пушки, внутри взорвался боекомплект… Что осталось от пацанов? — зола и пар…

Встречали нас в лагере так: «О! Неужели вернулись?!» Весь город был в подбитых танках, БТРах, БМПэшках. После того боя у наших, нами отремонтированных танков, нашлись «настоящие» хозяева, у нас их забрали. У моего механика после боя открылась язва, его увезли на вертолете, не знаю, где он, что с ним. Дослуживали мы уже в роли пехотинцев.

«Бывшие» танкисты строили землянки для жилья на окраинах города («Стал неплохим строителем», — полушутя говорит Сергей), охраняли объекты. Однажды наткнулись на дудаевский склад боеприпасов и продовольствия. Набрали коньяку и мешок грецких орехов. По ночам, чтобы согреться, делали «горячий» напиток: в большую кружку на одну треть насыпали растворимый кофе, затем столько же сахара, все это заливалось коньяком — получалось «сытно, тепло и весело». Вообще, питание было скудным: на сутки получали на человека банку тушенки, две банки каши и четыре сухаря. Еще днем от пайка оставалась половина отдавали старикам на улице. Днем и ночью боролись со снайперами. С наемниками-иностранцами высокой военной квалификации «встречаться» не приходилось, видимо они выполняли у дудаевцев более серьезную работу, а вот «контакты» с бывшими и настоящими соотечественниками, воюющими на той стороне, не были редкостью в те дни.

— Встречалось достаточно много украинцев, судя по уровню организации, целые подразделения. «Белые колготки» — реальность, это женщины из Прибалтики, в основном специалистки по спортивной стрельбе (биатлонистки и т. д.). Ребята поймали одного русского мужика. Однажды попалась молодая женщина-москвичка… Как с ними поступали?.. Пощады не было ни с нашей, ни с другой стороны, во всяком случае, мы знали, к чему надо быть готовыми. Друг мой, Коля Дмитрук, всегда носил пулю «для себя»: сделал на ней соответствующие надпилы, притупил — получилась разрывная, чтобы наверняка… Я всегда брал с собой гранату РГД-5 — тоже не для боя, для себя.

Когда подошел «дембель» Сергей Гордиенко и многие с ним предложили командованию: дайте нам новые танки — и мы останемся. По какой-то непонятной логике (может быть — по отсутствию логики) той войны их предложение оставили без внимания, а эшелоны все подвозили и подвозили необстрелянных полугодков, многим из которых предстояло стать «золой и паром». Ведь это был всего лишь май девяносто пятого.

— Там оформляли документы на награды, отправляли куда-то наградные листы… Знающие люди шутили: ребята, не беспокойтесь, лет через пятьдесят награды все равно вас найдут. Я знаю — может быть и раньше, когда наши голоса или жизни понадобятся какому-нибудь очередному вождю. Какие награды! Когда уезжали, никто по-мужски руки не пожал, даже спасибо ни у кого язык не повернулся нам сказать…

Я, конечно, еще мало прожил, но чувствую, что, несмотря на все, самое чистое — да-да! — в моей жизни уже минуло, осталось «там». Я многое перестал понимать, вернее, — принимать, в этой «гражданской», «нормальной» жизни. Просто не хочу. Иначе — зачем я пережил все это? И страна — вместе со мной? Ладно, войну проиграли, массу людей угробили, но хоть что-то должно от этого для всех нас остаться!

По дороге домой, в Тюмени, заглянул в бар. Сижу, пью коктейль. Зашли какие-то… Как их называют — рэкетиры, мафиози или блатные? Все посетители испугались, я — нет… Они мне: ну, ты чо, крутой, что ли? Я отвечаю: нет такой категории людей. Им стало интересно:

— Ну, а ты, например, по-твоему, кто?

— Я — живой.

— А еще какие бывают?

— Мертвые…

Я стараюсь не ходить в рестораны, боюсь — во хмелю чека переклинит, кому-нибудь горло перегрызу.