Леонид Нетребо - Пангоды

Думаю, в ближайшее время следует ожидать всплеска преступности. Потому что если мы, такие, не нужны своему государству, то это не значит, что не нужны никому. Когда ехал обратно, в поезде подсели ребята, предлагали работу «для настоящих мужчин» — обещали квартиру в областном городе, хорошие «бабки». Мы им нужны — умеющие то, что нормальному человеку — не дай Бог. Мы — «без барьеров».

… Думаю, для нас, десятков тысяч «чеченцев», есть два пути: либо мы объединимся и станем нормальной частью нормальной страны, частью, которая будет сильнее любой мафии, — либо растворимся в нынешнем бардаке, в том числе — в самой этой мафии.

Сейчас Сергей Гордиенко работает охранником службы безопасности Пангодыгазорса, пытается объединить ветеранов Чечни, создать и узаконить в Пангодах подразделение соответствующей региональной ассоциации. Сам пишет, доказывает, ездит в Тюмень, Салехард. Хочется верить, что такой человек, как Сергей — думающий и целеустремленный — преодолеет все преграды и осуществит то, к чему поставил цель на ближайшее будущее. А в дальнейшем он уже не видит себя вне армии, в которой, как он считает, сформировался определенным, единственно приемлемым для него образом, где пока еще присутствует порядок, и которая является несомненным, даже для нашего времени, олицетворением и оплотом государства. Собирается поступать в высшее военное танковое училище.

К финалу нашей беседы у меня уже оформилась концовка этого очерка, примерно такая: «Думаю, все мы желаем, чтобы будущее армии, не „любительской“, а профессиональной, в которую идут по доброй воле, осознанно, было за такими людьми, как Сергей Гордиенко. Которые уже сейчас оживляют для всех нас, соотечественников, привыкших к старым лозунгам и оглохших от новых, такие слова, как — солдатская совесть, офицерская честь, страна…» И все же в этом рассказе последними остаются такие слова Сергея:

— Я не хотел становиться военным. Думал, спокойно отслужу, ни в кого, разумеется, не стреляя, и займусь на «гражданке» мирным делом, просто мирским, но угодным Богу… Но: война!.. И когда уезжал оттуда, считал, что в жизни не возьму больше в руки оружия… Однако вот, решил стать офицером. И теперь уже не знаю — то ли война тому причиной, то ли такой мир?..

— Муж написал: «Татьяна, приезжай, условия неплохие — зал, кухня!..» Оказалось, вагон на две семьи. Тогда уже двое ребятишек подрастало… Стали жить, работать. Я устроилась по специальности, медсестрой в амбулаторию. Фельдшер «Скорой помощи» Татьяна Ивановна Глушкова рассказывает о своих первых днях в Пангодах, — вероятно, как и у всех «начальных» северян, нелегких, — очень спокойно. Или достаточно много времени прошло, или действительно тогда трудности имели несколько иное, чем сейчас, измерение? — Председатель профкома советовал: напиши заявление на квартиру, авось когда-нибудь получишь. Я ему: да вы что! — только три года, подзаработаем и уедем в свой Северный Казахстан! Ну, словом, все у нас складывалось, как и у многих.

В сентябре 1981 года в поселке официально открылась служба «Скорая помощи», Татьяна Глушкова поступает туда фельдшером. Она вспоминает:

— Начинали с одной в дежурную смену. Сама себе и диспетчер, и фельдшер, и медсестра, и санитар. Вся «Скорая» — это вагончик на берегу речки, никаких условий, холодной воды нет, горячая — из батареи отопления. В качестве «кареты» первое время дежурила бортовая машина «ГАЗ-51», иногда давали «бетономешалку». Естественно, больных могли перевозить только в сидячем положении, некоторых пешком «привозили».

В ночь с 21 на 22 апреля 1982 группа пангодинских медиков, вместе с надымскими коллегами, принимала участие в оказании помощи пострадавшим от аварии на ГП-7. Была там и Глушкова:

— На тот момент, когда мы приехали, обнаружили уже 14 трупов, они лежали в одной комнате, помню среди них был ребенок возрастом до года. Людей продолжали разыскивать. Пострадавших много. В том помещении, где работала наша бригада, они лежали плотно, один к одному. Ожоги, обморожения… Запомнился молодой парень, в спину которого буквально въелась его собственная расплавленная синтетическая рубашка. Ставили капельницы, как могли облегчали страдания. Дальше больных отправляли в Надым, Тюмень. Долго бились над обмороженной девочкой семи лет. Моей дочке тогда было столько же — я в те мгновения об этом думала, и потом не забыла, и всегда помню. Когда перестало биться сердце, долго оживляли… Не спасли.