Александр Проханов - Время полдень

— Вишь, как работаем, даже в жар бросает! — насмешливо произнес он, отставляя стакан. — Опять контроль пожаловал? На миллиметры нас станешь мерить? — рассматривал он ее мягко и ласково.

— Инженер сводку готовит. Покажи по плану, что сделали…

И пока разворачивал аккуратную, кусочком изоляции скрепленную синьку, она вспоминала, как недавно видела его за поселком, одного, у овражка, присевшего на упавшую лесину и поющего. Солнце опускалось в тучи за Обь, и он на сосне казался огромным и медным, как памятник, но лицо, обращенное к реке, было живым и печальным. Пел без слов, с нежным рокотанием, вздохами, незнакомую, в нем самом возникавшую песню. И Полине, притаившейся за кустом, казалось: если наделить эту песню словами, то в ней запелось бы о воле, разлуке, чьей-то напрасной жизни, тоскующей бог весть по чему на этих холодных водах. Так и ушла, его не спугнув. А теперь вдруг припомнила.

— Ты проскочи вот тут аккурат, — он провел по синьке крупным, правильной формы ногтем. — А потом приходи, вместе подобьем…

И она зашагала, заглядывая во рвы, где притаились трубы со свежими радужными швами. Думала: что же в ней такое творится? Какой такой жизни она себе пожелала?

Ей представлялась квартира в городе, большая, уютная, с люстрами. Хорошая обстановка. Ковры и дорожки. Представлялись дети, мальчик и девочка, их костюмчики, бег, быстрое мелькание голов. Представлялся муж, Алексей, нарядный, с хорошим, неугрюмым лицом, сидящий за накрытым столом, принимающий гостей и соседей. И их разговоры о хорошем и важном.

Она старалась наполнить свой образ чем-то еще, ускользавшим. Не могла. Мучилась, чувствуя, что картина ее не заполнена. Что-то еще, очень важное, оставалось за пределом всего.

«Ну, а те? А другие? Они-то как? Да хоть бы и Иван Воробьев!»

Иван в поселке самый заметный. В клубе под праздник выпустил стенгазету, расписав ее глазастыми тракторами и такими же глазастыми, красного цвета коврами. Уж год прошел как висит, а все нравится ей, Полине. Если тепло и погода, любил уйти из поселка, от мотоциклетного треска, ложился где-нибудь на припеке, листая книжку, — сколько раз сама наблюдала. Пьяным его не видали. Одевается чисто, мазут и железо смывает. А все один, все один. Вся его красота, аккуратность как бы напрасны. Жаль его, неизвестно за что.

Полина обошла участок, принимая работу, перешучиваясь местами с рабочими, сверяясь по синьке с проведенной ногтем чертой. Вернулась в балок. Мастер кивнул ей обрадованно:

— Смотрел за тобой. Думал, вот Полюшко-поле, как цапля, болота мерит…

Она, готовясь говорить о делах, вдруг спросила:

— Иван, а чего ты один, не женился?

— Я-то? Да так пришлось, не случилось, — без удивления, охотно отозвался тот.

— Ты же мужик-то ладный, характер мягкий. За тебя б любая пошла.

— Да вот одна не пошла. За другую я не пошел. Так и вышло.

— Что же, и будешь один?

— Вроде да.

— Ты же грамотный, умный. Я вон слушала, как песню поешь. Чего ж так жить? Надо бы по-другому…

— Меня осуждаешь?

— Да нет. Думаю, надо бы по-другому нам жить, а как, не знаю… Вон Откаленко на корчевке колом лису бил… В кровь… И радовался…

— Откаленко — дурак. Ему скажи: бить надо, и будет бить. А скажи: Откаленко, отдай свою кровь, а то доноров не хватает. И он те сцедит до капли.

— А ты-то жизнью доволен?

— Человек разве будет доволен? Им довольны, а он никогда.

— Вишь ты, умный! С тобой говорить хорошо, — улыбнулась она, удовлетворенная складностью, глубиной произносимых речей. — С тобой, вишь, как хорошо…

— А ты приходи ко мне, хоть сегодня. С твоим-то Алехой что за веселье!.. Ко мне приходи. Свет зажигать не стану и дверь не запру. Приходи! — Он обнял ее, приблизив красивое, в улыбке лицо.

— Что ты! Что ты! — ахнула она огорченно, испытав испуг и мгновенный горячий стыд: вон как он ее понимает! Вон как со слов ее охаял Алексея! И, разочарованно, зло отшатнувшись, вышла. А Иван следил за ней из балка ласково и туманно.

Готовые к сдаче пастбища, оправленные в аккуратную кромку изгороди, светились сквозь березняк синеватой, холодной зеленью. Будто привезли, раскатали зеленые рулоны, разрезав на квадраты, застелив ими недавнюю топь, рвы с железными трубами, всю измызганную, иссеченную землю. Поливальная установка хрупко занавесила небо стальной паутиной и бледным водяным разноцветьем.

Полина обошла две проходящие обкатку насосные станции. Рабочие исправляли кирпичную кладку, замуровывая выход трубы. Но сами насосы качали исправно.