Леонид Бахревский: Рассказы

А потом преследование, развертывание в атакующую цепь, снова в колонну. Стрельба, бег, гранаты. Короткие привалы, и вновь — вперед.

Последний раз мы атаковали опушку леса. Я был на самом фланге и первым добежал до большой сосны. Опустился рядом. Лечь можно было только на бок, с рюкзаком возиться долго. Солнце ушло за горизонт, на небе остались только его отблески. Сонная пчела кружила над желтым цветком. А я смотрел на все это безразлично. Порадоваться не было сил.

И дорога продолжалась, и исчез груз на плечах. Хотелось одного — скорее дойти. Где же она, эта заветная полянка. Дорога огибала деревья, обещала, обещала и снова обманывала. Это уже было совсем недавно. И ноги страшно ныли, жгли, ломили. Километров 30 сделали сегодня, наверное. Может, и меньше, а это так с непривычки кажется.

А потом мы ставили палатки, подогревали тушенку. И было холодно в наступившей прохладе и в наших хэбэшках, принявших семь потов.

— Я пройдусь, — сказал я.

Повесил на плечо автомат и пошел кругом лагеря. Костер скрылся за кустами. На пять шагов вперед уже ничего не разберешь. Тишина. Деревья тоже спят. Нет, сегодня они не любуются луной, не подставляют под ее серебряные лучи свои листья. Луны нет.

Только звезды. Таинственные и живые, непонятные. Как маленькие свечки на елке в темной комнате. Большие цветные фонари потушены. И остались они, древние хранители вечных истин, тайн, сокрытых от глупых глаз черным покрывалом ночи. Звезд было много. Я когда-то видел столько, но очень давно, ведь все последнее время жить приходилось в городе. Какие же вечные истины можно поведать городу? А в Спасском созвездия мне показывал папа. И теперь я вспоминал: вот Лебедь, Орел, Волопас с желтым Арктуром. А любимой моей звездой был Сириус. Он был главной жемчужиной моего космоса до тех пор, пока я не понял, что мечты здесь, прямо перед глазами, на земле. И редко взглянешь на небо. А взглянешь — вот они. Смотрят и напоминают о том, куда надо обязательно заглядывать...

Подходило к концу наше дежурство. Уж почти два часа, как наступило завтра, и пора было возвращаться в палатку. Спать. И будет еще одно завтра, и будет еще один жаркий военный день.

НОЧНЫЕ СТРЕЛЬБЫ

— Второй взвод, в классы!

Мы направились в тепло. Тренировка по вскакиванию и выскакиванию из БМП окончилась. Отдыхаем.

Уральское лето. Два дня постоят жаркие, потом откуда ни возьмись ветер, холод, дождь. А потом снова солнце греет.

В классе царила полудрема. Прорешали все варианты задач, сто раз разобрали устройство пулемета. Теперь кто-то разговаривал, кто-то задумчиво глядел в одну точку. Мы заняли освободившиеся места и погрузились в общую атмосферу. Сколько прошло времени, не знаю, как вдруг тишину нарушил крик:

— Обед приехал!

Мы высыпали из класса. Надо было успеть взять миску, не проворонив кружку.

— Сегодня и ужинаем здесь, — объявил замполит. — Сегодня мы остаемся на ночные стрельбы.

После обеда мы занимались уборкой, другим занять нас было нечем. Ждали сумерек. И вот солнце перестало слепить глаза. Поле, дальняя стена начали сливаться. Поднялась на горизонте белая дымка, и наконец я увидел месяц, бледный, матовый, — вестник ночи.

— Война идет и днем, и ночью, — построив нас, сказал командир роты. — Вот и вы, стрелки, должны научиться стрелять в темноте. Для этого сегодняшние занятия.

Первыми стреляли первый и третий взводы.

— Сейчас начнем грохотать, — сказал мне взводный. — А ты пока идешь в оцепление, справа от огневого городка. Смотри, чтоб никто не прошел в зону обстрела.

— Да мимо меня и муха не пролетит, — сказал я и, накинув на плечи плащ-палатку, отправился выполнять приказание.

Хороши здесь вечера, да любоваться некогда. Облака, цвета — все необычно для центральной России. И сегодня небо было красочным. Бледно-желтое сияние там, где только что село солнце, переходило в зеленоватое, потом в нежно-голубое. А дальше были облака. Одни — огненные, клубящиеся, другие — черные, тяжелые, словно базальтовые глыбы. Черные и красные — настроение беды и подвига. Передо мной лежало широкое поле. Вдали все слилось в темный силуэт. Ни ветерка. Трава не шелохнется, словно торжественно встречает надвигающуюся ночь. Почти как на картине Васнецова "Витязь на распутье". Не хватает только воронов да костей белых. Остановился воин, читает надпись на вечном камне. Заветна каждая дорога. Притаилось поле дикое, страна незнаемая. И что только не ждет здесь чужака, пришедшего за чудесами.