Игорь Дуэль - Тельняшка математика

Хронику дальнейшего нашего плавания можно излагать как летопись опустошения Геркиного чемодана. Почти на каждой стоянке исчезала очередная его вещь.

Небогатый гардероб старпома, в котором как будто не было ничего достойного стать «товаром», оставался нетронутым.

Жизнь на судне становилась все более неуютной. Впрочем, в те вечера, когда мы причаливали к берегу у населенных пунктов, было еще сносно: Герка и старпом отправлялись на поиски новых приключений, а мы с Ваней и Василием гуляли по округе или осматривали местные достопримечательности. На водохранилищах и озерах, по которым мы шли, Пожалостин то и дело устраивал ночные якорные стоянки, а шлюпку спускать не разрешал. Проделывал он это, должно быть, нарочно, чтобы хоть один-два дня иметь совершенно трезвый экипаж. Но для меня эти вечера были мучительными. Деться совершенно некуда, поговорить не с кем. Вылезешь из каюты ноги размять на палубу или в верхний салон – обязательно натыкаешься на старпома и Герку. Сидят где-нибудь и травят с различными вариациями про то же: пьянки и бабы. Впрочем, эти самые бабы вскоре перестали быть только персонажами устных рассказов.

Дважды появлялись они на «омике». Действительно, как выразился некогда старпом, дамы оказались не первого, не второго сорта – да и вообще, сколько градаций ни вводи – последнего. Затасканные, спившиеся, липкие. Ей-богу, никогда не думал, что и такие могут пользоваться спросом.

В первый раз, когда конечная фаза гуляния была перенесена на судно, Пожалостин сделал вид, будто ничего не заметил. Когда же это повторилось, капитан с полчаса пошептался о чем-то с Халиным в своей каюте. Старпом вышел от него мрачный. После этого визиты дам прекратились, но береговые увеселения Халина и Герки продолжались неизменно каждый вечер во всех районных городках, селах, поселках или деревнях – словом, везде, где можно было найти водку.

Старпом о ночных загулах рассказывал лениво, равнодушно, зато Герка совершенно искренне упивался теми приключениями, которые выпали на его долю.

– Во жисть! – однажды сказал он мне. – Лучше не надо! За месяц такое начудачишь – другому на десять лет хватит. Песенка есть: «Ребята, напишите мне письмо, а то здесь ничего не происходит». Не про нас песенка. У нас все время что-то да происходит. Каждый вечер «козу» отмочим. Брось ты дуться. Давай к нам!

Долго ломал я голову над тем, как может приводить в восторг такая жизнь, пока не вспомнил одно выражение, на которое когда-то наткнулся в предисловии к старому однотомнику Киплинга. Там говорилось, что Киплинг был певцом «романтики цинизма». Утверждение это мне показалось, мягко говоря, не совсем верным, ибо Киплинга я люблю и воспринимаю совсем иначе, но определение «романтика цинизма» поразило меня своей афористичностью. Вроде несочетаемые понятия: романтика – нечто восторженное, охающее, и вдруг – цинизм. Я не раз потом возвращался мысленно к этому парадоксу, пока наконец не постиг, сколь продуктивна и точна такая стыковка нестыкуемого. Ведь флаг романтики – не обязательно голубой или розовый. Он может быть и черным флибустьерским штандартом. Романтика – это тяга к раскрепощению, потребность в движении застывшей в статике души, ее порыв. Но от чего освобождаться? Куда рваться? В этом душа слепа. И романтический по своей форме порыв способен заполниться любым содержанием. Так возникают блатная романтика, романтика кулачного боя, романтика анархии. А все это вместе и есть романтика цинизма.

Я понял – Герку снова потянуло в моря полное несоответствие самой основы душевного его устройства стилю жизни, принятому ради любви к жене. Он не родился на свет для тихого, сытого, устойчивого быта. Приключения ему были необходимы как воздух. И если наше плавание не было ими богато, он был рад сам их создавать и организовывать, на любую плату был готов, чтобы их переживать. Словом, Герка был полностью во власти «романтики цинизма».

Халин выслушивал восторженные речи Герки без энтузиазма. И когда тот спрашивал: «А клево вчера заделали?», позевывая, отвечал: «Нормально». Слово это он употреблял в первоначальном его значении. Старпом давно жил так и потому действительно почитал этот образ жизни нормой. В рубке во время вахты он часто рассказывал Герке истории из своей жизни, и это давало мне возможность составить довольно точное суждение о его взглядах на мир.

Иные истории повторялись дважды и трижды. Бывало – при повторении выдавались версии, несхожие с первоначальной, особенно если с утра старпому удавалось опохмелиться. Скажем, про то, как он оказался в «Крестах», три раза были даны разные объяснения, и все три одинаково неправдоподобные: то «первому помощнику по роже врезал», то «негра с борта скинул», то «фискалу бороду поджег». А между тем в других байках столько раз фигурировали «лондоночки», капроновые кофточки, шарфики и другие заграничные тряпки, которые «шмональщики не нашли» и поэтому удалось прибыльно сбыть, что сомнений не оставалось – отсидел старпом за контрабанду. Видимо, и с парусника перебрался он в свое время на обычное торговое судно, чтобы сподручнее было заниматься этим промыслом, – экипаж парусников слишком на виду.