Наталья Лайдинен - Другой Париж - изнанка города

– Обижаешь! – надулась Моника. – Мы, цыгане, многое можем. Только иногда запрещают…

– Кто запрещает?

– Я не могу тебе этого сказать.

– И что ты увидела там, в его прошлом?

– Оно на самом деле кажется отрезанным. Знаешь, такое бывает, когда человек умер… Жизнь как будто разделена на две половины. Может быть, клиническая смерть была или кома.

– Мне трудно это понять.

– Я знаю. Там было много всего – денег, женщин, успеха… Неизвестно, кем он был. Но точно – выдающимся человеком, очень знающим, умным. Может быть, политиком. Кем-то весьма известным! А потом была черная ночь и новая жизнь. Дядя Янош говорил однажды, что Мориа сошел с ума. Может быть, это и так. Знаешь, у него бывают иногда такие странные состояния, как сегодня…

– Неужели он никогда не говорил тебе ничего о прошлом?

– Нет. Но пару раз вспоминал какую-то девушку. Я слышала, он шептал ночью во сне что-то про девушку с рыжими волосами… Я не спрашивала его никогда. А еще он был влюблен в мою мать. И несколько раз приезжал на юг Франции, чтобы увидеть ее. Два или три раза они встречались. Тогда он был моложе и еще ездил по миру. А потом устал и поселился тут.

– Почему же у него не сложилось с твоей матерью?

– Да что ты! – вскинулась Моника и сверкнула глазами. – Она же была цыганка! Из очень старинного рода.

– И что с того? Она любила его?

– Наверное, да… – помолчав, признала девушка. – Но ее силой выдали замуж за моего отца Романа. Она была беременна мной, когда в последний раз приехала к Цыганской Марии. Мориа обещал ей не приезжать, но все равно приехал… Я не знаю, что у них тогда было, но у нее начались преждевременные роды, и она умерла. Никто не виноват в этом. Вскоре моего отца убили. Цыганский барон, мой дед, позволил Мориа общаться со мной, он знал, что я могла быть и его дочерью. Есть пророчество в роду…

– Какое пророчество? – насторожился я.

– Не хочу говорить об этом.

– Ладно… – Я помолчал. – Тогда можно, я скажу?

– Говори.

– Моника! Я должен тебе кое в чем признаться! – выдохнул я. – За эти дни ты мне стала очень дорога. Дело в том, что однажды в жизни я уже переживал историю, похожую на ту, которую ты описала со своей матерью.

– Расскажи? – тихо попросила Моника.

– У меня было чувство к одной девушке в Чечне. Заремой звали. Ее родственники помешали нашим отношениям и увезли ее в горы. Она среди своих стала вроде как заклейменной. Потом мне рассказали, что вроде бы она покончила с собой… Мне было ужасно плохо. Потом были всякие события, после которых я бросил военную журналистику и стал стрингером. Сейчас я пишу только о том, что мне интересно.

– Ты не простой вагабонд… – сказала Моника, пристально глядя на меня. – На самом деле ты не просто бродишь по Парижу, у тебя есть цель.

– Я не совсем такой, ты, наверно, права. У меня на самом деле есть цель… – Я помялся: мне не хотелось окончательно разочаровывать Монику. – Я тут по заданию французского агентства новостей, мне надо написать материал о клошарах, поэтому уже два с половиной месяца, почти три, я скитаюсь по улицам, общаюсь с людьми…

– А со мной ты почему общаешься? Тоже материал собираешь? – с вызовом вспылила девушка и попыталась встать, но я удержал ее.

– Нет, нет! Ты – это совсем другое. Со времен Заремы… У меня не было такого чувства. Ни к кому! Я хотел поговорить с тобой серьезно. Моника, я хочу быть с тобой. Давай уедем со мной в Москву. У меня есть квартира. Я буду много работать, ты сможешь учиться, если захочешь. Я смогу нормально зарабатывать, чтобы ты ни в чем не нуждалась…

– Я никуда не поеду! – взорвалась Моника, выдернув свою руку из моей. – Ты обманул, ты использовал меня! Я думала…

– Моника! Но послушай… Я правда…

Я готов был встать на колени и умолять ее не уходить, но цыганка взмахнула черными волосами, как птичьим крылом, и побежала куда-то в кусты. Я пробовал догнать ее, но бесполезно: она лучше меня ориентировалась в этом парке.

Через несколько мгновений я остался один. И только тень Эйфелевой башни угрожающе нависала надо мной.

Когда я вернулся в пристанище Мориа, он сурово зыркнул на меня и промолчал.

– Где Моника? – спросил я.

– Уже спит.

Я сделал быстрый шаг в сторону шалаша, но старик остановил меня:

– Не здесь. Она в таборе.

– Я могу пойти к ней? Сейчас?

– Не стоит. Ложись спать. Похоже, ты наломал больших дров.

– Ты мне можешь открыть секрет, о каком пророчестве она го ворила?

– Она сама тебе скажет, если захочет. Попытайся не повторять чужих ошибок. Хотя, возможно, уже поздно.