Юрий Рытхэу - Cкитания Анны Одинцовой

Обойдя ярангу, пристроился у стены, обращенной к склону горы, освободил конец лахтачьего ремня, которым был оплетен рэтэм, чтобы его не унесло ветром. Сделал петлю, конец шнура привязал к ремню и подтащил к стене ранее прислоненную к яранге легковую нарту. Он не спешил надевать на шею петлю: до утра еще далеко, и он хотел в последний раз насладиться красотой весенней тундровой ночи. Сколько бывало таких ночей, и он, отягощенный заботами об оленях, о людях стойбища, не находил времени, чтобы остановиться и полюбоваться на звездное небо, на луну, кутающуюся в легкое облако, послушать великую, белую тишину снегов! И как жаль, что это приходит только на исходе жизни, в те недолгие минуты, когда в последний раз смотришь на мир открытыми глазами!

Только бы хватило сил не сорвать петлю в последний момент! Аренто приладил витой шнурок на шею, глубоко упрятав его под меховой воротник, последний раз глянул на звездное небо и стал медленно опускаться на нарту, постепенно натягивая петлю. Шнурок глубоко врезался в кожу, и это было самое больное. Немного потерпев, Аренто почувствовал, как затуманивается сознание, и он сел на нарту уже когда в глазах наступила темнота.

Атату разбудил каюр Гатле.

— Аренто повесился.

— Как повесился? — не сразу уразумел сонный с похмелья Атата.

— На шнурке от собственных меховых штанов, — уточнил Гатле.

— Какой плохой человек! — Атата произнес самое страшное чукотское ругательство. — Как же он подвел меня!

Атата чувствовал себя как охотник, у которого из-под носа увели добычу. Так и было: он считал для себя главным достижением даже не то, что он увеличит поголовье оленьего стада в колхозе «Новая жизнь» на несколько тысяч голов, а положит к ногам советского государства очередного врага народа. Именно за это, как полагал Атата, власти давали самые высокие награды, и он рассчитывал украсить свой новенький мундир орденом. Кому теперь нужен этот труп?

Но он категорически отказал родственникам в просьбе о похоронах. Пусть хоть и мертвого, но он должен доставить Аренто властям и предъявить руководству Чукотского национального округа как веское доказательство очередного успеха исполнения сталинской национальной политики.

Обратно ехали страшно долго. Медленно двигалось оленье стадо, медленно шли нарты, особенно та, на которой, обернутое в белую оленью шкуру, лежало тело одного из недавних хозяев Анадырской тундры.

Атата ехал в середине каравана на собственной нарте, предаваясь невеселым размышлениям. Победа над стойбищем Аренто досталась слишком легко, чтобы ею гордиться. Да еще вместо живого врага народа, которого можно было бы всенародно судить да еще приговорить к смертной казни или же к долгому заключению в лагерях, он везет бессловесный труп.

Атата постарался думать о другом. О стойбище Ринто. В этом году для Ататы это главная задача. И тут он вдруг живо представил Анну Одинцову. Такой, какой он видел ее в школе в Уэлене. Даже одетая в меховой кэркэр, с темным тундровым загаром, она резко выделялась своей красотой. Что-то в ней было такое, чего не выразить никакими словами. Оно трогало и тревожило сердце Ататы, и он не раз представлял себе, как сжимает в объятиях эту женщину, целует по-тангитански ее удивительные, как бы светящиеся сами по себе глаза, нос, щеки, на которых даже сквозь смуглоту и румянец чувствовалось нежное тепло. Да, это женщина настоящей мужской мечты! Неужели она сама, будучи такой ученой, образованной, умной, не представляет, кто она на самом деле? Да обрати она внимание на Атату, он бросил бы все, только бы быть с ней!

Подумав об этом, Атата сам испугался собственных мыслей. Нет, конечно, он не может предать великое дело революционного очищения Чукотки от врагов народа, от тех отсталых элементов, которые мешают движению вперед.

В Канчалане пришлось задержаться на несколько дней, чтобы передать конфискованное стадо колхозу «Новая жизнь». Тело Аренто положили в холодный угольный склад, а сыновей посадили в неработающую баню, поставив часовым каюра Гатле. Атата не знал, что делать с женщинами, и, посоветовавшись с Куркутским решил их оставить при колхозе.

— Оннако так много оленей колхозу не упасти, — жаловался Куркутский. — Колхозные пастухи ленивые, плохо знают тундру. Может, оставишь сыновей Аренто?

— Они являются членами семьи врага народа, — строго заметил Атата. — Поэтому я не могу их отпустить. Пусть решают власти в окружном центре.