Людмила Старцева - Моя жизнь с Евдокией

Ягоды боярышника мелкие, кругленькие, словно капельки крови среди сухих листьев. Терн, чтобы вы знали, красив невероятно. Его ягоды похожи на вишню, на темно-голубую вишню с сизым налетом. Веток практически нет, куст состоит из длинных острых шипов, глядя на которые, я содрогаюсь, вспомнив терновый венец, возложенный на голову Христа.

И вот это все багровое, красное, синее, желтое, оранжевое — на фоне голубого неба, залитое золотым солнечным светом — окружает нас со всех сторон, останавливает и говорит — берите, срывайте дары природы, любуйтесь, восхищайтесь!

И мы восхищаемся. Дуся пропадает напрочь, растворившись в полях. Я достаю из кармана пакет, и жадно рву шиповник до тех пор, пока не начинают болеть пальцы, исколотые цепкими, словно рыболовные крючки, колючками. Пакет почти полон, я добавляю в него пару горстей терна, боярышник рвать ленюсь, он мелкий и невкусный, полезный, конечно, но не до такой степени, чтобы я еще час просидела в кустах.

Зову Евдокию, но мы не возвращаемся назад, нет, мы снова идем вперед, и дорога, спустившись вниз с небольшого холма, выводит нас к реке, в которой купается синее небо и плавают белые облака. Мы идем вдоль берега, покрытого сухой травой, сквозь нее пробивается новая, еще короткая, но столь густая и пружинистая, что Дуся не выдерживает и скачет зайцем, а, наскакавшись, падает на спину, и долго упоенно валяется, задрав ноги навстречу солнцу.

Я мою руки в речной воде: она чистая, очень холодная и пахнет… рекой. Два синих рукава уходят влево и вправо — куда хочешь плыви. Можно и поперек, конечно, к другому берегу, но это вряд ли, уж больно широко разливается река.

Евдокия сунулась было в камыши, но я сказала — пойдем домой, у меня замерзли нос и руки, и шарф я забыла надеть, в шею дует, и пакет тяжелый. И кушать хочется — добавила Дуся. И мы пошли назад.

И вот уже шиповник сохнет возле дышащей теплом печи, я пью горячий чай и хочу спать. Евдокия объелась и похрапывает рядом, подергивая хвостом, обильно увешанным шишечками репейника.

Казалось, что осень никогда не закончится. Но вдруг случилась зима. Небо распахнуло крылья — от края и до края, неслышно паря над землей, роняет вниз белые перья. И я, как кошка лапой, хватаю одно из них на лету, подношу руку к лицу, или склоняю лицо к руке, чтобы как следует разглядеть оперение неведомой птицы. Но — разжимаю кулак, а там — ничего, лишь тонкая линия жизни рассекает влажную ладонь.

На одежде снег не тает, и через каких-нибудь надцать минут, я уже стою посреди двора вся в пуху, как большая белая птица, и смотрю в небо — не взлететь ли?

А снег идет все сильней, все гуще, и вот уже нет ни неба, ни земли, лишь сплошное, лениво движущееся марево, внутри которого, как маленький космический корабль, плывет наш домик. В иллюминаторе смутно виднеется Дусино лицо, беззвучно призывающее меня вернуться на борт. И я, прихватив из сарая пару поленьев, ступаю на веранду нашего корабля, громко топая, чтобы стряхнуть налипшие на башмаки инопланетные пух и перья.

Потом мы с Евдокией, как и положено космонавтам, пьем чай с ирисками, и садимся подле иллюминатора, разглядывать космос. И ждать, когда из его глубин нам навстречу выплывет планета, на которой никогда нет зимы, где всегда тепло и солнечно, где по деревьям скачут разноцветные животные, а с веток свисают банановые ананасы, черешневые тыквы, и прочие маракуйи с редисками.

— И сосиски — добавляет Дуся.

Разумеется. Непременно. Ибо мир без сосисок не совершенен.

Одинокая звезда блуждает в небе, как отбившаяся от стада овца. Она увязла в мелких мохнатых облаках, и испуганно мигает зеленым глазом. Мы с Дусей чаевничаем, и смотрим на маленькую точку, мерцающую в окне.

— Слушай — говорит Дуся, задумчиво хрустя сухариком, — вот как это она висит и не падает? На чем она там держится?

— Не знаю — говорю. — У меня в школе с астрономией было не очень. И с физикой — тоже.

— Что если она оторвется от… ну того, чем она приделана к небу, и упадет к нам во двор, и мы найдем ее, и заберем в дом…

— Хм, зачем она нам?

— Ну, как же — говорит хозяйственная Евдокия — экономия электричества. Она нам будет вместо лампочки светить. Опять же — красиво.

— Дусь, — говорю рациональная я — звезды ведь только по ночам светят, а ночью мы с тобой спим. Зачем нам ночью свет? Я, например, не могу спать со светом. Да еще с таким ярким.

— Ладно, устроим ее над входной дверью, под козырьком — пусть освещает крыльцо. Вдруг понадобится кому-то из нас выйти ночью во двор, а там светло, как днем, и видно — под какой кустик лучше присесть…и не забыли ли кого-то из кошек на улице… и… и…