Джоанн Гринберг - Я никогда не обещала тебе сад из роз

— Ну… эти случаи с ожогами понемногу идут на убыль… — без особой убежденности сказал кто-то из персонала.

— Такова, видимо, ее «новая мораль», — ответила доктор Фрид со своей характерной едва заметной улыбкой. — Она сказала, что не хочет подставлять других пациентов, а потому должна раздобывать воспламеняющиеся материалы в других местах. И поставила себе определенные заслоны на воровство.

— А им… им свойственны такие соображения? Моральные?

Этот вопрос задал новичок. Все знали, каким должен быть ответ, но мало кто в него верил. Верили только отдельные врачи, да и то с оговорками.

— Конечно, — подтвердила доктор Фрид. — Коль скоро вы здесь работаете, у вас будет возможность в этом убедиться. Вы сами увидите многочисленные примеры такой этики или морали, которая годами вызывает благоговение у «здоровых»: маленькие любезности, внезапные и неожиданные проявления великодушия в ущерб себе, но это все есть и не позволяет нам забываться, проявлять излишнее самодовольство. Помню, когда я увольнялась из больницы в Германии, один пациент подарил мне ножик для самозащиты. Ножик этот был изготовлен тайно, из куска металла, который затачивался не один месяц. Больной делал его для себя — на тот случай, когда болезнь станет невыносимой.

— И вы приняли в подарок такую вещь? — раздался вопрос.

— Конечно приняла, так как его способность дарить указывала на здоровье и силу. Но поскольку я переезжала в эту страну, — продолжила она с мягкой улыбкой, — ножик я отдала человеку, вынужденному остаться там.

— Красиво излагает, верно? — заметил доктор Ройсон, выходя из зала.

На конференцию его, как имеющего определенный опыт работы с некоторыми из пациентов, пригласил доктор Халле.

— Блау — ее подопечная, — сказал Халле. — Ох, совсем забыл: ты же вел ее больных.

— Да, подхватил их на время ее отъезда, — подтвердил Ройсон.

— И как?

— Поначалу мне думалось, что работу с этой больной затрудняет обида на лечащего врача, который ее бросил. Отторжение, так сказать. Но знаешь, дело было в другом. Кое-что мы просто не готовы признать, поскольку занимаемся медициной, а эта наука не терпит симпатий и антипатий. С этой больной я не сработался. Мы друг друга не переваривали. Терпеть не могли. Наверное, из-за того, что были слишком похожи…

— Тогда немудрено, что от вас только искры летели.

— Ты тоже находишь тут реальные улучшения? Она-то, — Ройсон слегка повернул голову и жестом указал в сторону доктора Фрид, — похоже, в этом убеждена. Но…

— Я ничего такого не нахожу, но ей виднее.

— Она прекрасный специалист… мне бы такие мозги, — сказал Ройсон.

— Мозгов ей не занимать, — и Халле оглянулся на полноватую женщину, задержавшуюся в конференц-зале, чтобы ответить на вопросы, — но, узнав ее поближе, ты поймешь, что для коротышки Клары Фрид мозги — это лишь начальный этап.

Искаженные дрожащим, раскаленным воздухом над жерлом вулкана и опустошительными серыми потоками лавы между извержениями, Деборе открывались отдельные проявления доброты со стороны медперсонала — доброты, а не проформы. Фельдшера-новичка звали Квентин Добжански — он был из Добрых, как Макферсон, и сменил усталого старичка Тичерта; миссис Форбс приступила к работе в мужской «надзорке», располагавшейся в другом здании; очередная осень сдалась очередной зиме.

Зимний сезон выдался тяжелым. Устарелое, ненадежное паровое отопление хрипело и лязгало, когда включалось тепло, все задыхались и дурели от жары, а когда выключалось — мерзли.

— По какой системе отапливается это здание? — спросила Ли, эхом повторяя вечные вопросы на вечные темы. Склонившись на кофейной чашкой, она пыталась согреть руки.

— По системе, которую изобрел Отрекшийся, первый муж Люси, — ответила Элен.

— За отопление отвечают все персонажи из наших снов, про кого мы рассказываем докторам.

— Пусть так, но у них нет к нам ненависти, — весело защебетала Мэри. — Во всяком случае, ко мне. Они глубоко меня презирают, но чтобы ненавидеть — этого нет, потому что Библия запрещает.

Дебора встала и пошла искать, где теплее. После извержения вулкана потребность в горючих материалах для встречного огня ослабла, притом что муки остались. Страх-гнев, насылаемый вулканом, никуда не делся: нахлынув, он швырял Дебору о стену всей мощью своего извержения или же гонял по коридору, пока ее не останавливали запертые двери или тупики. Ежедневно, а то и по два раза в сутки ей назначали холодное обертывание, и, когда затягивались полотняные ремни, она не протестовала, если свет взрывался и яростно брал над ней верх. И тем не менее, тем не менее… все стали добрее: сестры и санитары даже снисходили до шуток и уделяли ей внимание.