Джоанн Гринберг - Я никогда не обещала тебе сад из роз

Ли:

— Эй, мне сегодня нужна двойная доза снотворного.

Вдова Убитого:

— Отпустите меня домой! Домой хочу!

Мэри, пациентка доктора Фьорентини:

— Я подхватила дурную болезнь от дуриков!

Мэри, пациентка доктора Доубен:

— Пожар и убийство! Пожар!

Карла, даром что помещенная на «четверку», вознамерилась добиться разрешения на выход в город, просмотр кинофильма и получение некоторой суммы денег. Мисс Корал, находившаяся ниже всех в иерархии привилегированных, собиралась выпросить какую-то ерунду.

Стоило появиться дежурному врачу, как на него со всех сторон посыпались просьбы. Когда Дебора обратилась за разрешением на блокнот, доктор окинул ее быстрым оценивающим взглядом.

— Посмотрим, — бросил он через плечо и продолжил обход.

В тот день на отделение осмотреть Сильвию приехала доктор Адамс. Уходя, она хватилась привезенного с собой романа «Взгляни на дом свой, ангел» [7] «Взгляни на дом свой, ангел» ( англ. Look Homeward, Angel) — первый роман американского писателя Томаса Вулфа, выпущен в 1929 г. . В этот же день у одной из практиканток исчез блокнот с конспектами лекций. Через пару дней исписанные страницы нашлись в лифте у входа в «надзорку», но основная часть блокнота пропала без следа.

Дебора начала донимать Элен просьбами вспомнить что-нибудь из поэзии, и та уступила — продекламировала отрывки из шекспировских «Гамлета» и «Ричарда II», выудив их, к собственному изумлению, из глубоких, но еще досягаемых недр памяти.

Сначала были добросовестно записаны греческие слова, потом латинские. Засунутый под матрас роман «Взгляни на дом свой, ангел» уже сидел у Деборы в печенках, но она читала и перечитывала его до тех пор, пока книгу не нашла и не съела Мэри (пациентка доктора Доубен), оставив лишь корешок. Карла читала этот роман когда-то давно, и теперь они с Деборой его бегло обсудили.

— Если я могу учиться, — говорила Дебора, — если я могу читать и учиться, почему вокруг до сих пор такая тьма?

Карла взглянула на нее с легкой улыбкой.

— Деб, — ответила она, — кто тебе сказал, что зубрежка фактов, теорий и языков имеет хоть какое-то отношение к пониманию себя? Уж кто-кто, а ты…

И Дебора внезапно осознала, что не по годам зрелый ум, хоть и способствовал развитию ее недуга, служит ей независимо от тревог и проблем, затуманивающих для нее реальность.

— Значит, человек может учиться, учиться — и все равно оставаться шизиком.

— Дебора особенно в этом преуспела, — съязвила Элен.

Спрятав блокнот за батарею в общей спальне, Дебора легла на койку. И пролежала три месяца, поднимаясь только для того, чтобы ее отвели в туалет или к доктору Фрид. Казалось, все поглотила тьма. Фазы Ира сменяли одна другую, Синклит собирался и уходил на каникулы, но вне бесед с доктором Фрид Дебора не пыталась с этим бороться. Иногда заходила Карла и пересказывала больничные сплетни или незначительные события дня. Дебора не могла даже выразить, насколько ценны для нее эти посещения. Порой ими ограничивались контакты с людьми за целые сутки, потому что персонал чурался ее остекленевшего взгляда. Оставив у кровати одежду или поднос с едой, сестры и санитары без звука уносили ноги.

У Деборы начались ночные кошмары, прерываемые тяжелыми, шумными пробуждениями, поэтому из суматошной и многолюдной общей спальни ее перевели в тесный изолятор в темном заднем коридоре, где обитали еще две живые покойницы. С рассветом они умолкали и переставали видеть дальше пары метров от себя, но по ночам их кошмары вырывались наружу прерывистыми воплями, разбивавшими хрупкую скорлупу медикаментозного сна, за который так бились остальные пациентки. Считалось, что пускай лучше эти трое будят друг дружку, чем поднимают все отделение, поэтому их и заточили в одну клетушку и оставили в покое. Некоторые ночи становились копиями драматичных и фантастических образов психбольницы, которыми Дебору еще в детстве стращала няня. В изоляторе Дебора нередко просыпалась оттого, что над ней с занесенными руками нависала одна из соседок, или же оттого, что вторая соседка, ослепленная ночными кошмарами, ее била. Как-то ночью та вдруг вспомнила об отце и об одной стороне его любви — о человеческих потребностях, и Дебора, впервые нарушив ужасающую тишину, крикнула скорой на расправу толстухе-соседке:

— Делия, ради всего святого, вернись в постель, не мешай мне спать.

Делия отошла, и от этой маленькой победы Дебору переполнило несоразмерное счастье. А однажды ночью сама Элен — злобная, жестокая Элен — сыграла привидение. Думая, что это одна из соседок, Дебора отмахнулась уже вошедшей в привычку фразой: