Исаак Шапиро - Черемош (сборник)

Одно хорошо: коньяк на столе оставил. Дружок хоть малость, да утешится. Шевцов говорил: коньяк-то армянский…

– Я что, один в гараже? Других фамилий в голове не держите?

Тикана и вправду допекли. С досады послал дружков-диспетчеров куда мог поглубже. Те, в свой черед, устало посоветовали:

– Захлопни хавку! [22]Не гуди! Путевка уже выписана.

Тикан амперметр положил на их советы. Жизнь теряет остроту, если не воевать с этими прохиндеями. Важен сам принцип: почему Тиканом затыкают все дырки?

– Не все, – ухмыляется диспетчер, – а стоило бы…

Конечно, если вникнуть, прикинуть трезво, то ничего страшного, ходка лафовая, туда-сюда и обратно. Но не ко времени. Не бархатный месяц. Все равно что пить за здравие покойника.

Тикан в меру погорланил, и к завгару – авось повезет. К счастью, Игнатьич в благом расположении, по-человечьи вякает:

– Ты ж, халдей, всегда плачешься: другим дальние командировки, тебя на приколе держат. Вот, пожалуйста, езжай на юг, позагораешь!

– Так ведь зима! Двадцать градусов на улице!

– Ну и что? А жара сорок градусов в тени – это курорт? Езжай, брат, не бузи…

– А чё я как проклятый, за крайнего?

– Резина хорошая, – вздохнул Игнатьич.

Тикан поджал губы. Верно: новая резина, упираться нечего. Взял пару запасных цепей, бочку бензина, полканистры масла, на всякий пожарный…

А дома, как обычно, пустая говорильня. Стефка не удержалась, явила свою подколодную натуру, злобой капает: мол, воду всегда возят на ишаках.

Однако термос зарядила черным кофейком, шарф мохнатый в сумку, жратвы навалом, чтоб не тратился, и – айда!

Машина шла легко по течению дороги. Здесь Тикану любой поворот знаком, самый малый мосток памятен. Зимой одно хорошо: снег сглаживает бугры и колдобины. Каждому болту, любой подвеске в машинном организме удовольствие катить по ровному, без ухабин. Зато весной ямы опять откроют свои подлые зевала. Как ни крути, все ямы не перехитришь, по ним трюхать – рессор не напасешься. Тут наверняка ремонта не было со времен Франца Иосифа.

Командировка направляла Тикана в Гудово – преддверье Карпат. В трех километрах за селом тамошний колхоз имел в урочище каменный карьер. Из года в год, при любой погоде бригада гуцулов колупается в разрушенной скале. Бьют клинья по чуть заметным жилкам на камнях, короткими зубилами раскалывают бут до нужного размера и вручную грузят его на машины.

Машины арендовала контора по укреплению берегов. Ходка не меньше ста километров в один конец. А камень шел на габионы и фашины, мостить дамбы и, понятно, на калым.

В долинах, где камень не водится, скальный бут покупают как стройматериал, на фундамент. Клиента найти нетрудно, и шофера из автоколонны хорошо кормились этой работой.

Однажды сюда нагрянул Петр Шелест, личность в ту пору известная. Похож был на Хрущева, как две копейки одного выпуска. И Тикану – тезка, а хорошее имя не дают кому попало. Правда, «нагрянул» неточно сказано. Шелест не контролер в троллейбусе, чтоб нагрянуть. Должность другая: первый сек ретарь. Персек – не шавка.

Его здесь ждали. Ворота правления украсили портретом гостя и еловыми ветками. Председатель колхоза галстук пришпилил, мужики щетины побрили. А главное – вдоль следования, по гребню гор, как сказали, «по ключевым точкам», выставили дозорных. Из людей проверенных. На случай, чтоб ненароком каменюка или бревно не скатилось на крыши черных «Волг». Начальству известно: гуцульня – народ шебутной. Шутки у них тяжеловесные.

Шелест хозяйство одобрил. Продают даровой камень, и никаких затрат. Десяток вуек [23]молотками тюкают, а деньга идет немалая.

– Можно и паркет наладить, – предложил Шелест. – Бук, вот он, под носом растет. Техникой обеспечим.

И колхоз стал сушить паркетные плитки. Товар, между прочим, дефицитный. Не зря ведь в такую скаженную стужу начальство гонит машину на край света…

Тикан знал Карпаты, как свою Стефку, вдоль и поперек. Самые крутые спуски и подъемы отпечатаны в нем, как буквы в книжке. Правда, по заграницам, за бугром, ни разу не был, но законно считал: в мире нет места краше Карпат.

Тут в любом селе у Тикана кум, свояк или клиент давнишний. Кому гравий подкинуть, кому – лес. Молодайка попросит сено привезти, и сама на то сено заманит. Не откажешь.