Ха Кхань Линь - Девушка из бара

Кхиет вложил письмо в конверт. «Какое счастье, что Винь Ко остался жив!» — подумал он. Кхиет почувствовал тупую боль в сердце, все тело точно налилось свинцом.

Когда Винь Ко попал в военное училище, не только он сам, но и Кхиет воспринял это как несчастье. Грубая сила, чужая воля вторглись в их жизнь, посягнули на их дружбу, их привязанность друг к другу. Когда кто-то распоряжается судьбой твоих друзей или даже просто принадлежащими тебе вещами, ты испытываешь такое чувство, словно этот кто-то распоряжается тобой самим. Ведь Винь Ко как бы несет в себе частицу Кхиета, потому-то Кхиет и воспринял все случившееся с Винь Ко так, будто это случилось с ним самим. Кхиет отшвырнул ручку, резко поднялся и зашагал по комнате, нервно кусая губы.

— И ведь никуда не денешься! — сказал он вслух. — Никуда! Смириться с такой жизнью?

Из соседнего дома доносились звуки радио. Кхиет разобрал слова песни: «Кто идет в армию, тот любит отечество». Кхиет продолжал шагать из угла в угол, тяжело ступая по полу. Подойдя к столу, он собрал клочки бумаги, смял, бросил их в мусорную корзину. Идти в армию — значит любить отечество… Так почему же все эти сынки богатеев не спешат в армию? Любить отечество… Почему же влиятельные да высокопоставленные особы только и заботятся о том, чтобы избавить своих детей от службы в армии и суют за это взятки? Гнусная публика! Подлый, мерзкий сброд, мошенники и лгуны! Все на один лад, одна шайка-лейка, один другого омерзительнее. Однажды Винь Ко, возмущенный до глубины души, выразился предельно ясно: «Они морочат нам голову разглагольствованиями о свободе, чтобы запихнуть в эту мерзкую мясорубку». Дорогой Винь Ко, ты прав… Кхиет в отчаянии опустился на стул. Он снова вспомнил Тхюи. И в этой девушке тоже есть его частица — ведь они дети одного народа. Он вдруг подумал, что все люди делятся на два лагеря: преступников и обвинителей, они не могут стоять по одну сторону фронта, не могут жить в согласии, кто-то должен сойти со сцены, кто-то — остаться. Тхюи оказалась жертвой преступника Хюйена, а Винь Ко, Кхиет и все их соотечественники оказались жертвами иноземных господ и шайки их подлых, трусливых лакеев, которые предают поруганию родную землю, чинят произвол и губят людей. Как с этим смириться? А может, ему просто не повезло, может, он просто родился не в том веке, не в том обществе?

Кхиет задавал себе бесчисленное множество вопросов и не находил ответа. Схватив шариковую ручку, он машинально рисовал на листке беспорядочные круги, множество кругов — вихрь на бумаге, вихрь в его душе.

— Тхюи! — тихо позвал Кхиет и написал имя девушки на листке.

Шумный Хюэ. Остроконечные шляпы со стихами на внутренней стороне, белые платья, длинные девичьи волосы, мост Чыонгтьен — целых двенадцать пролетов, — холм Нгы на берегу реки Ароматной, башня Тхиенму, дворец с его пурпурно-золотым великолепием, мавзолей императоров, снопы солнечного света в роще арековых пальм у селения Виза, оживленные и поэтичные улички Намзяо…

Теперь все это — символы прошлого, старина, уходящая в глубь веков, но это и есть богатство и достояние Хюэ, переходившее от поколения к поколению. За эти священные реликвии проливали свою кровь далекие предки, и поэтому сегодня город заботится о том, чтобы сохранить все это в неприкосновенности.

Сегодня Хюэ проснулся раньше обычного. Едва лишь поднялся туман над рекой, едва рассеялась мутная пелена, открыв хрустальное, прозрачное небо и нефритовые облака, озаренные солнечными лучами, как перед входом в здание филологического факультета пединститута собралась толпа шумных, задорных студентов.

Актовый зал, набитый до отказа, замер в ожидании. Губернатор провинции, он же мэр города Хюэ, явился в точно назначенное время — он прибыл сюда по приглашению объединенного студенческого совета. Вот один из студентов подошел к микрофону и обратился к губернатору от имени всех собравшихся:

— Уважаемый господин губернатор! Уважаемые…

В зале зашумели.

— Разрешите вам представить…

Сначала глаза всех собравшихся были устремлены на парня у микрофона, потом все разом повернулись к губернатору провинции, следя за тем, как меняется выражение его лица. Однако Хыу — так звали губернатора — сидел, застыв, как изваяние. Он ощущал на себе пристальные взгляды сотен глаз, эти взгляды сверлили, буравили его, губернатору было явно не по себе и лишь усилием воли он сохранял спокойствие.

— …Мы требуем прекратить преследование студентов и учащихся и освободить из-под стражи представителей студенческих организаций, — говорил оратор. — В высших учебных заведениях необходимо ввести обучение на вьетнамском языке, надо снизить плату за обучение, отменить воинскую повинность для студентов…