Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

Фигероа заверил генерала, что кровопролития удастся избежать. В двенадцать часов пятнадцать минут по радио передадут национальный гимн и сообщение об успехе восстания. Это послужит сигналом к действию для друзей Лопеса в столице, где произойдет такой же безболезненный переворот. Единственным человеком, вызывавшим смутное недоверие, был помощник губернатора; все, кто пытался выяснить его позицию, отметили, что Рамон Браво держится с загадочным безразличием. «Но он — единственный либерал среди сотни консерваторов, у него нет ни власти, ни поддержки», — сказал Фигероа.

Полковник провел у губернатора два часа. Лопес обсудил с ним и одобрил все детали завтрашней операции. После его ухода генералу оставалось только ждать, и он впервые в жизни занервничал. Всю свою жизнь он уверенно продвигался вперед, потому что заряд несокрушимого трезвого оптимизма давал ему преимущество перед соперниками, склонными, как многие колумбийцы, к самокопанию и неверию в свои силы.

Генерал привык отмахиваться от мелких неудач и именно поэтому не научился противостоять таким серьезным ударам, как несчастье на руднике, на который возлагались большие надежды. Сейчас Лопес почувствовал, как ои одинок. У человека такого положения нет друзей, от которых можно не таить свои слабости.

Люди из ближайшего окружения сами отталкивали его своим подобострастием и стремлением извлечь из отношений с ним личную выгоду. Лишенный дружеской поддержки и одобрения, Лопес в который раз ощутил потребность в подсказке свыше.

Генерал надел поношенный хлопчатобумажный костюм, нашел измятую панаму, нацепил очки с затемненными стеклами, и через несколько минут уже ехал в «опеле» старой модели по дороге в Буэнависту — так он поступал уже не раз. Лопеса можно было принять за разорившегося лавочника, а в кармане у него лежали документы на имя некоего хирурга-стоматолога.

На пикете при въезде в Буэнависту солдат обошелся с ним весьма бесцеремонно, он сорвал с Лопеса очки и пристально посмотрел ему в лицо, отчасти вернув генералу утраченное спокойствие.

Конечным пунктом поездки была хижина, расположенная в самом убогом, пользующемся дурной славой районе этого городка; в хижине жил индейский брухо — знахарь и предсказатель, к услугам которого прибегали многие белые. Подъехав, генерал заметил несколько стоявших неподалеку роскошных автомобилей, и ему пришлось дожидаться своей очереди, пока шаман не отпустил клиентов, которые прибыли раньше, наконец появилась женщина с зобом и провела его внутрь. Шаман, а им был старик с лисьей мордочкой, одетый в засаленную куртку из акульей кожи — куртки такого фасона обычно носят саксофонисты, — ждал его, сидя среди отвратительного хлама, служившего колдуну для его ремесла. Подумав, что вошедшему нужно средство от импотенции, он стал прикидывать, сколько он сможет взять с него за банку адского варева, которое он давал в таких случаях, но, посмотрев на Лопеса во второй раз и увидев его вблизи, шаман разволновался не на шутку. Лопес объяснил шаману, что пришел не за снадобьем и не ради заклинания, он хочет узнать, что его ждет, и шаман, неистово дрожа, подтолкнул к нему коробку и предложил выбрать «судьбу».

Лопес понял, что ему дали выбрать одну из тех бумажек, какие печатались в округе тысячами — их вкладывали в пачки сигарет и жевательной резинки, что продаются в автоматах, их вытаскивали канарейки, которых носили в клетках слепые — монополисты дешевого гадания.; Эти предсказания составлялись в расчете на реалистов, израсходовавших все запасы надежды, они были сформулированы в негативной форме, в них гораздо чаще говорилось о предательстве или беде, чем о любви или невероятном счастье.

Генерал распечатал свою «судьбу», он знал, что найдет в ней мало утешительного. Он ожидал, что ему посоветуют остерегаться романтических приключений, не отправляться в путешествия, не давать денег в долг и не вкладывать их в дело, ничего не покупать и не продавать — одним словом, избегать всяких действий.

Но, обнаружив, что ему достался совершенно чистый клочок бумаги, Лопес невольно содрогнулся. Так вот, значит, каков был приговор фортуны — пустота. Шаман, корча, точно в судороге, гримасы, с пеной на губах, пытался выхватить бумажку из его рук, объясняя, что за сегодняшний день такое уже случалось два или три раза, что все дело в неисправности печатной машины. Он упрашивал Лопеса выбрать «судьбу» во второй раз, но генерал покачал головой, аккуратно свернул бумажку и положил ее в карман. Он вышел, шаман следовал за ним по пятам, умоляя попытаться еще раз.