Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

Возраст партизан не соответствовал поставленным задачам. Люди, которым было за тридцать пять, не выдерживали немыслимых тягот партизанской войны в джунглях.

В действиях партизан отсутствовала четкая стратегия. Порой, поднявшись в горы, они не представляли себе, что делать дальше.

Поверхностно изучив природные ресурсы тех местностей, где они действовали, партизаны часто голодали, что подрывало их здоровье.

Они, как и Гевара, совершенно напрасно выбирали местности с весьма сложными природными условиями; скорость движения по непроходимой чаще равнялась порой нескольким сотням ярдов в день.

Они не учитывали сезона дождей.

Самой серьезной ошибкой было то, что, действуя в странах, где индейцы составляют значительную часть населения, партизаны не предпринимали никаких попыток привлечь их на свою сторону. Поэтому правительство легко выслеживало отряды с помощью индейцев.

Участники движения были полны решимости избежать выявленных ошибок и не совершить новых. Возраст участников похода не превышал тридцати лет, и все они, кроме одного, происходили из зажиточных или аристократических колумбийских семей. Исключение составлял только Орландо Борда, инструктор по плаванию, родившийся в трущобах бразильского города Ресифи. Борда отвечал за общую физическую подготовку.

Истинную цель, ради которой Борду, необыкновенно меткого стрелка, включили, в состав группы, знали только ее руководитель, двадцатипятилетний землевладелец из Боготы Алехандро Диас, и его заместитель, блестящий молодой юрист Энрике Манэра. Энрике уже отсидел год по обвинению в партизанской деятельности; в тюрьме он подвергался жестоким пыткам. Многие участники похода, в том числе и сам Диас, считали, что руководителем следовало назначить Манэру.

Диасу не давала покоя полученная им за день до отъезда из Кито анонимная шифровка: «Среди вас находится предатель».

Тринадцатого апреля на рассвете партизаны вышли из Саи-Мигель-де-Барренда. Ликование переполняло их души, они смеялись, шутили и пели, а Борда бренчал на гитаре. Диас никак не мог заставить их угомониться. Со сдержанным удивлением восприняли они его приказ выйти из деревни но южной дороге и, отойдя на приличное расстояние, пройти милю-другую параллельно экватору и лишь затем повернуть на север.

Их ближайшей целью была деревня Каямбо, которой они надеялись достичь через пятнадцать суток. Вскоре после девяти часов утра с радостным настроением они вошли в ущелье, где их поджидали пограничники.

Пограничники применили нехитрую тактику, позволявшую не подвергать себя даже малейшему риску.

Они не раз осуществляли подобные операции и научились действовать без ошибок. На склонах ущелья среди сосен лежало несколько огромных валунов; укрывшись за ними, пограничники открыли огонь с расстояния в триста — четыреста ярдов. Партизаны поняли, что попали под обстрел, лишь когда их товарищи стали валиться на землю. У пограничников было устаревшее оружие, но стреляли они превосходно, целясь в маленькие бегущие фигурки с хладнокровием и неторопливостью, выработанными за годы службы. Поняв, что единственное спасение в бегстве, Диас дал приказ отступить и для убедительности пригрозил пистолетом Борде — тот присел на корточки и поддерживал голову товарища, которому снесло нижнюю челюсть. Минут через пять часть партизан укрылась в безопасном месте к северу от ущелья. Трое убитых и столько же тяжелораненых остались лежать на земле, и вскоре к ним приблизились пограничники — они спустились по склону ущелья, перебегая от валуна к валуну. Пограничники обыскали тела своих жертв и, разочарованные, озлобленные, пожалели трех пуль для умирающих.

Через час оставшиеся в живых измученные, до смерти перепуганные партизаны — их было теперь шесть человек — перевели дух, укрывшись в лесу, и Диас спросил, хотят ли они продолжать переход. Проголосовали единогласно: да, хотят. Правда, их осталось немного, но разве товарищ, называвший себя Атосом, не утверждал, что стоит только добраться до селений чоло, как тут же их ряды пополнятся индейцами? Белокурый Атос остался лежать в овраге с раздробленным бедром. Потеря Атоса была наиболее ощутима, потому что именно он заключал договор с индейцами.

Никто не был уверен, что теперь, когда Атоса не стало, договор сохранит для индейцев силу. Успех дела зависел от Рафаэля Вильи, читавшего лекции по индейской культуре в университете Боготы. После смерти Атоса Вилья остался единственным из партизан, владевшим языком чоло.