Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

Чужаки же сознательно или неосознанно боятся, потому у них ничего не получается. Кроме того, они бегают по огню из молодечества, может быть, из любопытства, то есть из низменных побуждений, а для местного жителя огонь — это очищение. Алькальд в патриотическом порыве показал нам список всех пострадавших от ожогов за последние годы, добавив, что в 1922 году один иностранец скончался.

Мы пошли посмотреть, как перед церковью готовят место для костра. С площади вымели весь мусор; взрослым помогали дети, подбиравшие камешки, спички, бумажки, ускользнувшие от метлы. Было около восьми вечера. Стал собираться народ, и вскоре подъехали четыре повозки с вязанками дров. Подметальщики оставили метлы и принялись за разгрузку. Затем они аккуратно сложили дрова крест-накрест. Появился человек, и дои Альберто сказал, что это распорядитель церемонии. Муниципальные служащие стали по углам и замерли, как рекруты на строевом смотру. Распорядитель был в старомодной шляпе с широкими полями, рубашке с оборками и бантом, как у художника. В руках у него была длинная железная линейка; измерив высоту поленницы, он громогласно объявил собравшимся, что она составляет ровно полтора, метра, и одобрительно кивнул рабочим. Народу становилось все больше, собралось человек пятьсот-шестьсот. По сигналу распорядителя вперед вышли главные участники ритуала, которым предстояло пройти по огню, — человек десять, все молодые ребята лет двадцати. Заботясь о престиже города, алькальд велел одеть их в белые рубашки с черными галстуками и короткие брюки до колен. Участникам бурно зааплодировали, но распорядитель тут же восстановил тишину.

Ровно в десять-в подобных делах испанцы любят точность-распорядителю вручили факел, и он поочередно поднес его к углам поленницы; дрова, потрескивая, занялись. Мы с алькальдом стояли в первом ряду, по через несколько секунд от костра полыхнуло таким жаром, что нам пришлось отойти на несколько шагов. Дон Альберто воспринимал все происходящее с детской непосредственностью; воодушевленный учением Худы Букса — огонь очищает от скверны и не страшен очищающимся, — он завел разговор с теми, кому предстояло пройти по горячим угольям.

Правда ли, что они преисполнены священного трепета?

Ответ был безнадежно прозаическим:

— Я-то ничем таким не преисполнен. Друзья собрались посмотреть, вот я и пойду по огню… Вера?

Вера, надо думать, крепнет.

Второй парень также отрицал присутствие каких-либо особенных духовных сил. Такой праздник бывает раз в году, пояснил он. Быть избранным для участия в ритуале — все равно что попасть в сборную по футболу. Ему нравится почет. А кому он не нравится?

Дон Альберто не сдавался. Но ведь нужна тренировка? Как же без этого?

— Ерунда, чем мои ноги отличаются от ваших? Все врут. Говорят о каком-то экстазе — вот уж не знаю, с чем это едят. Когда я хожу по огню, ничего особенного не испытываю.

— Но ведь у меня ничего не получится, — настаивал дон Альберто.

— У вас? Конечно же нет. Вы обожжетесь.

— Так в чем же дело?

— Честно говоря, не знаю. Лучше почитайте об этом в газетах. Там много чего пишут.

«Доминго» когда-то писала о древних таинствах самоочищения. Дон Альберто начинал понимать, что никакого чуда в этом нет, чудо, в которое он верил, тает на глазах, но ухватился за соломинку. Положим, ничего сверхъестественного здесь нет, но ведь и научиться этому невозможно.

— Разве дело в умении? Как вы ставите ноги?

— Не обращал внимания, все само собой выходит. Увидите. Но кое-какие правила есть: наступаешь на пятку, шажки делаешь небольшие, а ноги поднимаешь как можно выше.

— Так может каждый.

— Мочь-то может, да что толку?

Дон Альберто совсем пал духом и прервал беседу.

Часам к одиннадцати костер прогорел; груду углей и горячего пепла разворошили и сделали ровную площадку размером два метра на один. Распорядитель линейкой измерил глубину слоя углей-оказалось, ровно десять сантиметров. Алькальд, уже успевший надеть на грудь цепь — знак своего достоинства, начал церемонию. Кострище стали обмахивать одеялами; затрещали искры, огонь, осветив на миг церковную площадь, вспыхнул и тут же погас; по белевшим в золе уголькам красными гребешками бегали язычки пламени. Первый участник ритуала разулся, подошел к костру и подобно купальщику, пробующему воду, поворошил ногою жар. Толпа тихо ахнула; женщины осенили себя крестным знамением, а алькальд выплюнул сигару.

Парень шел по огню, как по глубокому снегу; высоко взбрасывая ноги, поднимая клубы золы и дыма, и в шесть шажков он пересек все кострище. На другом конце его поджидал доктор с фонариком и простыней.