Избранные произведения писателей Дальнего Востока

— Закон, а что тебе до него? — смущенно переспросил Ли-собан.

— Зачем только существует этот закон? — словно ни к кому не обращаясь, сказал Чотче.

— Ничего не пойму, скажи толком! — попросила мать.

Чотче нахмурился.

— Не знаете, так и ладно, — тихонько проговорил он, разгреб угли в жаровне, вытащил кусочек хлеба и принялся есть.

Мать выбрала кусочки помягче и подала Ли-собану.

— Закон — что же тут непонятного? — проговорил Ли-собан.

Чотче живо обернулся.

— Тоска смертная! Ну почему, например, если нарушил закон, хватают и тащат в полицейский участок? — Он попытался говорить спокойно, а у самого мурашки бегали по коже.

И вдруг он совершенно ясно осознал, что вчера он тоже преступил закон. Сердце его дрогнуло. Он вспомнил, как мать сказала однажды: «С голодухи на что не решишься».

Но он ведь тоже сделал это от голода. А оказалось — это преступление. Но если помышляешь только о том, как бы раздобыть еды — хлеба или каши — все равно, лишь бы утолить голод, на любое преступление решишься.

Ли-собан смутно слыхал о законе, но внятно растолковать не мог.

— Собственно говоря, закон он и есть закон, что тут еще объяснять? С незапамятных времен есть такое, что люди называют законом...

— С незапамятных времен?!

— Закон-то? Как же! Закон всегда был.

Ли-собан сказал, что закон не людьми придуман, а существовал в мире еще до появления человека. Чотче ощутил вдруг такую безысходность, что не выразить словами. Если так — значит, от него не избавиться, не укрыться? Но почему же он, Чотче, не может утерпеть, чтобы не нарушить закон? Да только ли он? А Ли-собан, измученный жизнью, мать, которая делает вид, будто не видит ничего и не слышит, — разве они не соучастники его преступлений?

«А что теперь в доме, из которого исчез рис? Заявили, конечно, в полицию о пропаже... Те не знают, где искать. А вдруг полицейский как раз и стоит сейчас за дверями?» — подумал Чотче и покосился на дверь. Он потерял покой. Подует ли ветер — почудится, что идет полицейский, заворочается ли Ли-собан — кажется, будто кто-то открывает дверь; Чотче замирал от страха и устремлял взгляд на дверь. Но наступала ночь, и он опять скрывался из дому. Ли-собан и мать молчали, но, едва начинался день, беспокойство овладевало ими.

Когда однажды ночью, как обычно, Чотче вернулся домой, Ли-собан подсел к нему:

— Чотче! Уходи из деревни!

— Почему? — настороженно спросил тот.

— Почему, почему! Надо уходить. Как будто только тут люди живут... Говорят, в Сеуле и Пхеньяне есть заводы. Голытьба, вроде нас с тобой, идет туда, зарабатывает деньги и живет неплохо. Может, и тебе в большой город податься? — Днем приходил полицейский, и Ли-собан боялся, что этой ночью Чотче обязательно схватят. — Я уже калека... Инвалид я, и податься мне некуда, — продолжал Ли-собан, — а будь я таким здоровяком, как ты, разве сидел бы в этой дыре?

Чотче чувствовал, старик прав.

— А ты верно знаешь? Что эти... как их... заводы есть, верно знаешь?

— Откуда же мне верно-то знать?.. Приходили люди из Сеула, Пхеньяна, рассказывали! Они тоже молодыми еще на завод поступили, а состарились — ушли с завода и живут сейчас на то, что заработали.

— Коли так, пойду и я, попытаю счастья! — решительно заявил Чотче.

Он ощутил, что на мрачном его пути вновь ярко вспыхнула заря. Не захотелось и часу больше оставаться здесь. Он порывисто встал.

— Тогда я ухожу, Ли-собан. Попытаюсь добраться либо до Пхеньяна, либо до Сеула!

Ли-собан сам посоветовал ему уйти, боясь, как бы его не схватили полицейские, но, когда увидел, что Чотче вот-вот покинет его, затосковал.

— Как же это... так сразу и пойдешь?

— Пойду! Да... Жаль, я раньше не знал, мучился здесь. — И уже на ходу проговорил: — Счастливо оставаться, Ли-собан! Если будет все хорошо, я заработаю много денег и вернусь... С матерью бы попрощаться, да спит, наверно, не стоит будить...

Ли-собан схватил костыль, который сделал ему Чотче, и заковылял за ним следом.

— Послушай, я ведь хорошо не знаю, есть там эти заводы или нет. Ты зайди в уездный город, разузнай хорошенько, тогда и ступай. А то вдруг зря проходишь?

Чотче шагал вперед, не оглядываясь. Ли-собан изо всех сил спешил за ним. Чотче! Увидит ли он его когда-нибудь? Он хотел хоть руки его коснуться в последний раз. С трудом доковылял он до околицы. Но Чотче уже скрылся из виду. Над вершиной горы выплыл золотой серп молодого месяца.

Утром двадцать пятого декабря бесшумно закружились крупные, мягкие хлопья снега, и все дома в деревне Ёнъён — и высокие, и низкие — покрылись снежинками, словно лепестками цветов. Звонил колокол. Пробиваясь сквозь снежную завесу, звон замирал далеко-далеко.