Избранные произведения писателей Дальнего Востока

Крестьяне, переглядываясь, нехотя поднимались и склоняли головы. Начальник уезда, выпятив грудь, принимал знаки уважения. «Волостное управление печется о нашем благе?» — горько усмехнулся Чотче, уходя с площади.

А через несколько дней у Чотче отобрали поле.

«Если послушать начальника уезда, у волостного управления одна забота — чтобы крестьянам жилось лучше... А разве я не крестьянин этой волости? Как же так? Начальник волости отнимает у крестьянина землю — разве это законно? Или это за то, что я нарушил закон? Опять закон! Но почему закон делает Токхо волостным начальником, а у меня отнимает последнюю возможность жить?»

С каждым днем все больше возникало у него вопросов. Они не давали ему покоя. Чотче ни в коем случае не хотел нарушать закон, но почему-то получалось так, что проходил день, и он с сожалением обнаруживал, что опять нарушил его.

Подойдя к дому, Чотче остановился у калитки. Что же теперь делать? Из дома слышалось шуршание соломы: может, это Ли-собан не пошел сегодня за милостыней и сидит дома? Чотче быстро вошел в дом. Он не мог сразу разобрать, кто находится в комнате. В темноте не прекращалось шуршание соломы, и он догадался, что это мать вьет соломенные веревки.

— Вернулся? Зачем тебя вызывали?

Когда за Чотче пришел волостной писарь и сказал, что его вызывает начальник волостной канцелярии, и мать, и он сам почти не сомневались, что это по поводу того ночного бунта. Скорее всего — хотят землю у него отнять.

— Поле отобрали, да? — снова спросила мать.

— Да...

Он сел спиной к матери и тоже принялся сучить веревки. Мать взорвалась:

— Ишь, головорез! Притих теперь! Ты что же думал, когда разбойничал, что тебя по головке за это погладят, да?! Или у кого-то в нахлебниках прожить думаешь? Куда как любо! Насидишься теперь голодным... Небось поумнеешь! Пока земля была, можно было хоть в долг попросить! А теперь? Кто даст тебе теперь хоть горстку зерна?!

Чотче молча сучил веревки.

— Так-то вот! С малых лет дрался со всеми. А теперь вот из-за твоего нрава совсем пропадем!

Он не выдержал и выскочил вон.

На дворе сыпал град. У деревянной калитки скопилось много градинок, и стук их слышался здесь более явственно. Градинки напомнили ему о рисе, и опять у него тоскливо сжалось сердце... Пойти, что ли, нарубить дров, продать да достать немного рису... Но эти проклятые лесники запрещают рубить лес... Закон? Чотче топнул ногой.

Некоторое время он стоял неподвижно. «А не пойти ли к кому-нибудь из приятелей?» — подумал он и, взвалив на спину чиге, вышел со двора. Град освежил его разгоряченное лицо. Сквозь частую сетку града виднелись поля. Чотче вздохнул. Бывало, отправляясь на работу с мотыгой на плече, он любил помечтать. Не раз воображал, как будет трудиться еще усерднее и сытно есть, а излишки богатого урожая будет продавать и откладывать сбережения. Потом построит дом, женится на Сонби, народятся у них сыновья и дочки, и заживут они припеваючи! Теперь он горько усмехался, вспоминая свои глупые фантазии.

Сам не зная как, Чотче оказался у озера Гневного. Он прислонился к стволу ивы и загляделся на озеро. И тут невольно пришла ему на ум легенда о Гневном. «И они нарушали закон, и их или убивали, или избивали до полусмерти», — подумал он. Но ведь те крестьяне жили давным-давно, сколько тысячелетий, сколько веков прошло с тех пор, а ему теперь так же худо, как и им. Это открытие поразило его, и он снова вгляделся в голубые воды Гневного.

Послышались шаги. Но ему не хотелось поворачиваться. Шаги приближались. Чотче догадался, что идет не один человек. Он спрятался за иву. К озеру подходили две женщины. Кровь бросилась Чотче в голову, сердце бешено заколотилось, перехватило дыхание. Он стоял, боясь шевельнуться, и смотрел, смотрел. Неужели одна из женщин с тяжелой ношей на голове — Сонби? Ее лицо, выглядывая из-под низко надвинутого белого платка, сияло, словно очищенное зернышко риса. Глаза влажно поблескивали.

Женщины опустили корзины, выложили белье на камень и застучали вальками. Вот Сонби отбросила валек и, полоща белье, случайно глянула в его сторону. Он отшатнулся. В глазах потемнело, голова закружилась. Он судорожно ухватился за палку. «В моем-то положении думать о Сонби!» — горько усмехнулся он про себя и побрел прочь. Стук валька становился все слабее. Взвалив чиге на спину, он посмотрел на подножие горы, и вспомнилось ему, как в детстве прибежал он на эту гору за травой, повстречал Сонби и стал отнимать у нее щавель. С тех пор в каждом уголке его души жила Сонби. И чем дальше, тем острее становилось это чувство. Однако ему даже ни разу не удалось поговорить с той, о которой он так тосковал. А теперь ему нельзя и мечтать о встречах с Сонби! Он поднял палку, изо всей силы стукнул себя по ноге и подскочил от боли.