Поль-Лу Сулитцер - Ханна

Полминуты Ханна не двигается с места, подтачиваемая сомнением. И наконец решается.

— Двадцать семь фунтов и семь шиллингов за проезд в вагоне первого класса поездом от Мельбурна до Уадонги. Элоиза и я, или, точнее, я и Элоиза решили не включать в ваш счет дорогу из Уадонги в Гундагай, потому что карета, в которой вы ехали, и без вас проделала бы тот же маршрут. Что же касается денег, выданных вам под залог, и расходов моей жены, связанных с вашим присутствием, то тут получается сумма в пять фунтов восемнадцать шиллингов.

— Тридцать три фунта пять шиллингов.

— Вы всегда считаете достаточно быстро. Остается моральная компенсация, поскольку благодаря вам мадам Хатвилл осталась без горничной, без всякой помощи вдали от всякой цивилизации…

— А ее муж без кого-либо, кому бы он мог задирать подол, чтобы удовлетворить свои инстинкты.

— Бедняга.

— Десять фунтов, — предлагает Ханна.

— А возмещение моральных убытков? Как минимум — сто. Подумайте, Элоиза хотела подать жалобу и пустить по вашим следам всю полицию Австралии. В течение двух или трех недель после вашего бегства она была убеждена, что вы украли у нее драгоценности плюс наличные деньги. Даже составила список того, что вы взяли. Вам грозит оказаться в оковах.

Карета, запряженная двумя красивыми лошадьми, быстро катится к югу по дороге, идущей вдоль берега океана. "Даже не пытайся протестовать, Ханна. Он просто смеется над тобой, он рад повеселиться за твой счет. А может, эти угрозы для того чтобы…"

— Во всяком случае, — продолжает Лотар, — мадам Хатвилл пришла в бешенство, узнав, что сразу по прибытии в Сидней вы отправились в Новую Каледонию к этим чертовым французам и оттуда — в Китай, ускользнув таким образом от ее мести.

— Значит, я сейчас в Китае?

— Поди знай. Вы перемещаетесь со скоростью молнии. Может быть, вы уже в России или у ног индийского магараджи. Можно мне вас называть Ханной?

Сердце Ханны начинает биться сильнее.

— Конечно.

— Ханна, не обманывайтесь на сей счет. Она, я хочу сказать Элоиза, полна ненависти и упорствует в мести.

— Мне действительно было приказано все разузнать о вас. Я могу умолчать о многом, но не обо всем. Например, она узнала, что вы еврейка, а она ненавидит евреев.

— А вы?

На его губах появляется улыбка.

— Я тоже принадлежу к угнетенному меньшинству на правах принца-консорта. Распоряжается Элоиза: все деньги у нее. Наш свадебный контракт оговаривает этот вопрос совершенно четко. Вы проявили удивительную находчивость, написав мне письмо на железнодорожном бланке Нового Южного Уэльса и подписавшись Мак-Кенна. В противном случае мне было бы трудно объяснить, почему вы пишете из Сиднея, в то время как детектив указал, что вы покинули Австралию.

— Вы заплатили этому человеку, чтобы он солгал?

— Обычная мужская солидарность.

Взгляд Ханны останавливается на Мике Гунне, который возвышается на своем сиденье, делая вид, что разговор за его спиной ему безразличен. Пошел мелкий теплый весенний дождь. Ханна спрашивает, указывая на рыжеволосого:

— Вы приказали ему повсюду следовать за мной?

— Да. Мика делает все, что я ему приказываю.

— Абсолютно все?

— Абсолютно.

— Вы знали, что я собираюсь сбежать из Гундагая?

— Нет, не знал. Но вы могли быть кем угодно, только не горничной. Даже в Австралии ни одна горничная не умеет считать так, как вы, не интересуется доходами от приисков, сельским хозяйством, таможенными пошлинами в колонии Виктория, банковскими операциями, условиями кредитов, сравнительными характеристиками развития Мельбурна и Сиднея. По правде сказать, я не встречал женщины, способной понять хоть что-нибудь из деловой лексики мужчин. Более того, я знал очень мало мужчин, которые бы с такой жадностью впитывали информацию подобного рода, усваивали ее с такой скоростью и понимали с такой легкостью. А те, которых я знал, не весят девяносто фунтов, не носят платья, облегающего самое красивое тело, какое только можно себе вообразить, и у них нет огромных серых глаз, которые преследуют вас недели и месяцы.

Маленький механизм в голове Ханны регистрирует: "Ты выслушала первый настоящий комплимент, сделанный тебе мужчиной. Оказывается, это отнюдь не неприятно. Тем более что комплимент искренний, а он именно таков, ибо он не сказал, что ты красива. Вдобавок, кажется, у него нет навязчивой идеи затащить тебя в кровать и обработать там, как картофельное поле".

Но у другой Ханны внезапно учащается дыхание, корсаж становится тесным для затвердевшей до боли груди.