Покончив с ужином, они переходят в гостиную. Она предлагает ему сигару и французский коньяк. Он в одиночку опорожняет бутылку, но хмель его не берет. Он всегда будет убежден, что на предложение, которое он сделает ей, алкоголь совсем не повлиял.
— И Марьян не смог его найти?
— Нет, не смог.
— Я бы встретился с ним, с Марьяном.
— Вчера он был в Берлине. Завтра утром выедет в Прагу. Затем в Вену — подготовить почву к весне, когда я открою там еще один институт. Я могу послать ему телеграмму и попросить, чтобы он приехал.
— Я поеду сам. Попробуем вместе.
— Как хотите. Молчание.
— Ханна? Ты знаешь, что я тебе скажу, а?
— Что вы отправляетесь на поиски Тадеуша. И вы, только вы его найдете.
Раздавленный горем, он закрывает глаза: "Самое худшее в том, что ты сделаешь это, Мендель. Ты найдешь этого негодяя, околдовавшего ее, когда ей было семь лет. С тех пор она и вбила себе в голову, что любит его. Ты сделаешь это, хотя, по твоему убеждению, он ногтя ее не стоит. Единственное, что у него есть, так это непомерная гордость, он любит только себя и просто снизошел до того, что позволил любить себя девчонке, которая стоит дороже его в миллиард раз. Ты не раздавишь его, как тебе этого хочется. Ты возьмешь его за шкирку и бросишь к ногам Пигалицы, как собака, принесшая хозяину добычу. Ты законченный идиот, Мендель, бедный Мендель…
Почти что написать "Камасутру"
Он пробудет в Лондоне всего неделю. Ночевать он будет не у нее. Предоставленная ею комната, та, с кессоновым потолком, в очень герцогском стиле, ему не понравилась: слишком уж роскошна. И это несмотря на французскую субретку, из породы самых соблазнительных, которая не помышляла ни о чем больше как отдаться ему. Ой почувствовал западню. И к тому же, чтобы найти себе женщину, он не нуждался ни в чьих услугах. Впрочем, он был бы не прочь вкусить англичанку. Кажется, очень приветливую. Ханна везет его в Сассекс, на встречу с Лиззи.
— Она выцарапает мне глаза, если я вас с ней не познакомлю. Я ей все рассказала о вас, и вы представляетесь ей гигантом, ну, чем-то вроде Гималаев.
Он и слышать не хотел о том, чтобы сменить шляпу и уж тем более свой ужасный костюм за 12 шиллингов — если он заплатил, за него больше, то обворовал самого себя, считает Ханна, — который делает его лохматым, наподобие карпатского медведя, разве что тот будет помассивнее. Знакомство тем не менее состоялось. Застывшая от восторга Лиззи вытянулась перед ним раскрыв рот. Она не сможет выдавить из себя ни слова на протяжении всей встречи. "Онемевшая Лиззи, наконец-то я "ожила до этого момента", — думает Ханна, переполненная восхищением и гордостью за произведенный Менделем эффект.
— Три дня спустя он уедет в Вену, где присоединится к Марьяну.
— А когда я схвачу твоего студента за руку, то что?
— Не сжимайте руку, пожалуйста.
— Что я ему скажу?
— Скажите ему… Нет, ничего не говорите. Он не должен знать, что я его ищу.
— Доставить его к тебе?
— Я просто хочу знать, где он. Вы можете с ним поговорить, если вам будет угодно, но не обо мне. И берегитесь, Мендель: он чертовски умен.
"Черт возьми, она действительно тронулась!"
— А если окажется, что он женат?
— Так существует ведь и развод! — упрямо ответила она.
Письмо, полученное от него, датируется 6 февраля: "Проезжал ваше местечко. Видел твою мать. Слава Богу, у нее все хорошо. Сказал, что ты ее обнимаешь".
И ничего больше.
Ханна получила это письмо в Париже, где жила вот уже три недели. По-прежнему на улице Анжу, где она все больше и больше сближается с Марселем Прустом: закончив свою философскую работу на степень лиценциата, он занимается в библиотеке Мазарини, продолжает писать и дает ей прочесть первые главы "Жана Сантеля" — книги, которую так никогда и не закончит. Хотя она по-прежнему живет на правом берегу, ее "кухня" разместилась по левую сторону Сены: на втором этаже дома номер 6 по улице Верцингеторига. Она выбрала эту улицу, потому что Джульетта Манн, рекомендованная ей Марией Кюри, живет в двух шагах отсюда, на улице Мен. Лишь заключив соглашение об аренде, Ханна узнала, кто занимает этаж, расположенный под лабораторией: на стеклянной двери своей мастерской на фоне кокосовых пальм жилец изобразил таитянку и написал: "Здесь любят". Этим жильцом оказался французский художник Гоген, который пятью годами раньше впервые вернулся из южных краев в сопровождении… яванки. Между ними завязывается дружба, особенно после того как Ханне удалось убедить Эдгара Дега, тогда уже знаменитого, спуститься с Монмартра и официально признать талант Поля. У Гогена она купит (он хотел подарить) четыре полотна, которые добавятся к коллекции на улице Анжу и в Лондоне: к Мане, Дега, Сезанну… На вечерах у Гогена она познакомится с норвежским художником Эдвардом Мунком и шведским писателем Августом Стриндбергом — ей очень понравится его "Фрекен Юлия".
Читать дальше