«Вы чувствуете, какое поле?» — спросила, лишь только я вошел и сел на стул перед ними, женщина в центре стола, величавая, лет сорока трех, в фиолетовом платье и с такой же помадой на губах. Все остальные — человек шесть по правую и левую руку от нее — согласно склонили головы.
«Какое?» — ужасно хотелось мне полюбопытствовать, но я сдержался. По тону центральной дамы (я быстро догадался, что она и есть та самая Н.Т., Блаватская наших дней) можно было заключить, что поле неплохое. Конечно, неплохое, раз они меня приняли. Паренька, с которым я разговорился, коротая очередь, они отвергли. (Выйдя от них он бесхитростно поделился: «Сказали: мы вас здесь обучим всему, а вы начнете черной магией заниматься». — «Вы что, сказали им что-то о черной магии?» — «Да ничего я не говорил! И не думал даже. Правда, не особенно мне сюда и хотелось. Так, знаешь, думал научиться гипнозу, чтоб без билета мимо контролера проходить…»)
Во мне задатков к черной магии они не разглядели, и я обрадовался. Конечно, я и до них знал, что от подобных помыслов чист, что уж в этом-то прозрачен, но вдруг? Вдруг где-то на самом донышке?
Спрашивали мало. Кто, откуда, сколько лет, каким путем оказался у дверей Школы. Рассказал им о суперэкуменической общине Георгия. Н.Т. обрадовалась: «Мы здесь все тоже экуменисты!» Почему я оттуда ушел, они, к счастью, не интересовались.
Попросили помолиться про себя, как я обычно молюсь. Стал вспоминать молитву розарием: «Господи, Сын Давидов, помилуй нас…»
Внимательно слушали молчание, предельно серьезно, опустив глаза долу. Ощущение было не из приятных, и оно сбивало меня с молитвы. Словно просвечивают биорентгеном, сидишь совсем обнаженный перед ними, до самого ядрышка. И не прикрыться ничем — ни лоскутка, ни листочка фигового.
«Спасибо». Обменялись понимающими взглядами.
Записали мои данные в толстую амбарную книгу. «Манипура, манипура, сердце, горло. В медитации доходит до сахасрары. Поляризация астральная, ориентация ментальная».
Н.Т. словно считывала эту информацию откуда-то сверху, негромко, спокойно. Все остальные молчаливо помогали ей.
Я не знал, что такое «манипура» и что такое «астральная поляризация», но непонятные эти слова зазвенели в моих благодарных ушах первыми аккордами великой эзотерической музыки.
Н.Т. поздравила меня с зачислением в Школу, сказав, что они готовят здесь священников нового типа. Соответствующих наступающей эпохе Водолея, эпохе просветленного разума и духовного творчества.
Под конец довольно долго подбирали мне группу для медитаций. Называли имя наставника и опять слушали в молчании, на чье из них откликнется, раскроется доверчиво и радостно мое поле. Оно откликнулось на Нину.
Я вышел от них усталый, взмокший и жутко гордый. Кружилась голова, в грудной клетке гудел орган. Больше, чем гордый. Наполненный сознанием, что жизнь моя вступила в очень важный этап — может быть, пиковый, последний.
Всю ночь потом, часов до пяти, писал письмо Альбине. Пытался как можно полнее и ярче передать свои впечатления от Школы. Как она порадуется за меня, должно быть.
Скоро год нашей невероятной переписке.
Все началось с того, что прошлой осенью я прочел в «Бирже АиФ» объявление: «Откликнетесь, кто много страдал в жизни и нашел наконец Путь, либо еще не нашел, но ищет. Ищу собеседника, спутника — на высших дорогах сумею поддержать и помочь, и, если надо, спасти».
Я написал, особенно ни на что не надеясь, из умеренного любопытства.
Через две недели пришло письмо из Элисты, столицы Калмыкии. Плотно исписанные листы. Строгий, внятный, как у учительницы начальных классов, почерк. Суровый, высокий, бесконечно отзывчивый дух. Чудо.
Позднее Альбина рассказывала мне, что на объявление была гора откликов, больше четырех тысяч. Месяц она ходила на почту с рюкзаком и половину пенсии тратила на конверты.
Вся Россия, вся страна обрушилась на нее, и она захлебнулась в море живых голосов, вопрошающих, исповедующихся, умоляющих… Юные романтики; уставшие одинокие мечтатели, грезящие суицидом; голодные интеллигентные пенсионеры; зэки; всякого рода «меньшинства»; основатели новых сект и религий…
В первую очередь она отвечала тем, кто молил о спасении, о поддержке, кому было худо. Затем — на умные, тонкие, одухотворенные письма. (Их было значительно меньше, чем можно было бы ожидать, но все-таки они были) С шестью-семью завязалась переписка. Три, пять, восемь посланий в обе стороны…
Читать дальше