Римма Глебова - У Судьбы на Качелях

Так что, прибыв на место, в объятия детей, то есть, дочери и зятя, мы решили, что всё прошло хорошо. Об обратном пути (еще ведь и «Дельта» вполне может совершить такой же оверкиль) думать было еще рано.

Да, жизнь учит-учит, но когда-то все-таки научит! Мысль, что пора изучать английский, прочно засела в моей голове. И дети эту мысль, уже высказанную вслух, всемерно поддержали и укрепили. Зять каждый день подсовывал мне листочки с английскими текстами, а я их лениво отодвигала — потом, потом. Действительно ведь — некогда! Поехали туда, поехали сюда. Будем смотреть Атланту, штат Джорджия, в прошлом году мы смотрели Даллас и штат Техас — фирма, где работает зять, месяц назад перевела его на новое место.

Везет же людям (нам), жили себе жили в России, ни о чем подобном не мечтали, Тель-Авив и Америка и во сне не снились. Не жившим в СССР этого не понять никогда.

Наконец-то я познакомилась со своим двоюродным братом Оскаром, которого не видела никогда в жизни. Два брата, Оскар и Леня (Леню я знала) уехали из Харькова в начале 90-х, когда Горбачев открыл «железную дверь», и лавина евреев в эту дверь ломанулась. Но только часть из них отправилась на историческую родину, благоразумное большинство двинулось в благополучную Америку. Леня живет в Нью-Йорке, имеет собственную квартиру и хорошую работу, а Оскар осел в Атланте и купил дом, в кредит, разумеется, всё значительное в Америке (как и в Израиле) покупается в кредит. И за этот дом надо выплачивать еще много лет, так что он свой условно. Но все же, это вам не съемная квартира. ДОМ, в котором живешь как у себя дома, где хочешь, вбиваешь гвозди, и что желаешь, то и перестраиваешь. Еще и лужайка своя, и сосны, и шишки, и белки с бурундуками. Хочешь, загорай, хочешь, лужайку копай и засаживай цветами, или петрушкой с укропом — вот уж чего сделать Оскару и в голову не приходит, увял российский садовый менталитет.

Оскар провел с нами экскурсию по дому, начав со второго этажа с двумя спальнями, кабинетом, ванными и еще чем-то, а на первом обширная кухня и еще один кабинет, широкая дверь ведет в гараж на две машины, и еще обширный подвал, с котельной. Кажется, подвал — его любимое место в доме. «Вот, строю потихоньку, хочу здесь сделать еще две комнаты… вот тут туалет будет…».

— Зачем? — не поняла я, помня, что в доме несколько комнат, два кабинета и три туалета, один маленький рядом с кухней, и два наверху, с шикарными ванными комнатами, а хозяев только двое, сын недавно женился и ушел жить к жене. — Сколько вам надо комнат и туалетов?

— Ну так… хочется…

— Хобби у человека такое — строить, — пояснила мне потом дочь. — Поняла?

Но я не поняла. То, говорят, продавать надо дом, слишком велик для двоих, и тут же строят.

— Ты что, не знаешь, что такое хобби? — с явным намеком спросила дочь.

Ага, значит, то же, что у меня. Что-то всегда пишу-пишу, непонятно, зачем. Ну, если это тоже хобби. Вот так и живешь, не понятая никем. Но и других ведь тоже не понимаешь.

Кажется, мы семьями взаимно понравились, и взаимные визиты были частыми. Не напрасно говорят, что полные люди добрые — жена Оскара Люда, довольно полная женщина, по моему мнению, добрее и щедрее всех полных, вместе взятых. Готова в любой момент объять вниманием, гостеприимством и заодно осыпать подарками. Но доброта и отзывчивость, видимо, характерна только для нашего, советского и постсоветского сознания. О том, что человек человеку «друг, товарищ и брат», здесь надо забыть прочно и поскорее. Человек человеку НИКТО. Не могу, разумеется, говорить «за всю Америку», но могу привести один пример.

Люда попала на своей машине в аварию и сильно пострадала. Долго лежала в больнице, и никто с ее работы ни разу не позвонил, не то, что навестить! Только в самом конце пребывания на больничном позвонила ее начальница (американка) и спросила: «Ты завтра выходишь на работу?» И ни слова о самочувствии. А чувствовала она себя плохо, но на работу надо выходить, иначе могут уволить. Люда рассказывала об этом с возмущением, хотя прожила в Америке почти девять лет, но видно привыкнуть к бездушию «нашему» человеку невозможно.

Большинство американцев живут не в городах, а в пригородах, будь то частный дом, или такой поселочек, называемый «апартаментами», — домов в тридцать или меньше, в каком живут наши дети — за оградой и закрытыми для посторонних воротами. Апартаменты расположены в сосново-лиственном лесу, и мы часто прогуливались, любуясь на красно-золотую осень и на юрких серых белок, — они не только шустро лазали по деревьям, но и смело перебегали нам дорогу. Каждый встречный, независимо от цвета кожи (в Атланте живут много черных), здоровался и улыбался нам очень искренне, как другу, или хорошему знакомому; из проезжавших мимо автомобилей нам тоже кивали и одаривали дружескими улыбками. Я спросила у дочери: «А что, если я подойду вот к этой женщине, что так ласково поздоровалась (допустим, я знаю язык) и заговорю с ней? Ну, нравится она мне, может быть я хочу подружиться». «Не знаю, — пожала дочь плечами, — вряд ли это будет хорошо. Боюсь, что тебя не поймут».