Владимир Сотников - Покров

Я хотел что-то сказать, но было так легко, я не чувствовал себя и не чувствовал слов…

Теперь я вспоминал все это и, засыпая, представлял, как завтра меня здесь увидят мертвым. Руки мои были сложены на груди, и легко было всему телу – как тогда, в бреду…

Я просыпался одними глазами. Открывал только глаза, а тело оставалось таким же, как во сне. Если сразу пошевелиться, тогда и тело появлялось внезапно. Но я подолгу лежал, не двигаясь – не заставляя себя. Смотрел в окно и тихонько ждал, когда перестану быть легким.

За окном спокойно и неподвижно застыли ветви яблони, натянутые провода. Трещина на стекле тоже застыла в покое – пробежала однажды по стеклу и остановилась, не зная, что делать дальше. Все видимое пространство закрывал стеной соседский дом. На стене были остатки штукатурки – я вспоминал, как совсем маленьким, когда еще ни разу не был на улице, смотрел в окно, видел ту стену и думал о ней. Наверное, я хотел думать о том, что было за стеной, но получалось, что я думаю о ней. И когда слышал разговоры старших о школе, о магазине, перед моими глазами была эта стена – она всплывала, как наяву, своей рыжей штукатуркой.

И каждое утро мои глаза останавливались на этой стене. Я лежал, не двигаясь и не мигая, – не знаю, сколько времени это длилось. И часто бывало, что вдруг я вскакивал, быстро одевался – куда-то спешил, будто опаздывая.

Наверное, так было и в то утро.

Солнце светило резко, и тени от дома, от забора были прохладными. Я пробежал по тропинке под окнами – к калитке, словно ожидал кого-то за ней увидеть. Соседский дом со своей стеной остался в стороне. Улица была пуста – и в одну, и в другую сторону.

Во дворе отец клепал косу. И мне тоже захотелось взять в руки молоток. В сенях никого не было – это меня обрадовало. Тихонько я опять вышел на холодную и твердую тропинку под окнами. Приятно было чувствовать рукой тяжесть молотка.

В траве под забором жило много маленьких рыжих мурашек – они ползали всегда по тропинке, по крыльцу – везде. Я присел на корточки и стал следить за ними. Я представлял себя таким же маленьким: травинки для меня были деревьями, я видел рядом с собой мурашек. Они казались такими же большими, как люди.

Кусочком стекла я выкопал маленькую ямку и направлял к этой ямке мурашек. Я преграждал путь каждой из них; они поворачивали и оказывались в огромной для них впадине. Мурашек там было много, и они расползались. Но я закрыл ямку сверху стеклом и смотрел, как мурашки скатывались вниз, как сталкивали друг друга – одна защемилась под самое стекло – мне казалось, что слышен ее писк… А внизу копошилась рыжая кучка – мелькали лапы, усы. Я думал: «А знают они, что я не насовсем их закрыл? Наверное, злятся друг на друга, что сюда попали…»

За домом стучал молотком отец – звенящие металлические удары доносились откуда-то сверху. Я отодвинул стекло в сторону; мурашки выползали, недоверчиво двигали усами и спешили поскорее от этого места. И я словно вспомнил, что у меня в руках молоток, – невысоко его поднял и опустил на одну мурашку, она была последней, вылезшей из ямки. Я видел, как в центре вмятого молотком квадрата быстро шевелились лапки. В воздухе звонко разносились звуки клепаемой косы, эхом отзывались от соседского дома. И глухо стучал молоток по земле, оставляя после каждого удара аккуратный квадратик с рыжей точкой в самой середине.

К чему я прислушивался при этом? Что-то непонятно тревожило меня – что это было? Глухой звук ударов молотка по земле или двойные, вместе с эхом звенящие удары там, за домом? И почему я спешил, бегал глазами по тропинке, искал быстрее, куда бы ударить, – что я старался расслышать при этом?.. И неясность росла с каждым ударом – я оглядывался на угол дома; казалось, кто-то выйдет оттуда, посмотрит на меня – и все увидит…

Отец громко позвал меня, и голос его тоже прозвучал непонятно откуда. Я быстро подхватился, побежал, по дороге забросив молоток под крыльцо. Потом он долго еще там лежал – я не хотел доставать его. Часто я представлял, как молоток ржавеет там на земле: вода от дождей затекала прямо под крыльцо.

Отец поднял голову навстречу мне:

– Встал уже? Отдохнул?

Я кивнул, стараясь не смотреть ему в глаза. «Неужели он знает, что я думал о нем вчера вечером, и про молоток?..» – хотя я был уверен, что не может он этого знать. Но все больше и больше думалось: «Может, знает?»

– А для чего ты клепаешь? Опять косить?

– Сегодня вечером сходим в лес, может, что найдем, какую-нибудь делянку. Еще воза два надо где-то выбивать.