Юнас Гардель - Детство комика. Хочу домой!

Ветер впивается в тело мое.

Он больше не любит меня. Вот в чем разница между летом и осенью.

Я бы никогда не возвращалась назад. Но я так скучала.

В море покачивается игрушечный телефон. Он звонит. Он звонит.

Потом тонет.

И Рут лежит без сна этой ночью, и у нее кружится голова от возбуждения и беспокойства.

«А я что говорила! Сто раз говорила, но она и слушать не хотела! Не хотела! Меня никто не слушает, пока не становится слишком поздно. Она перла себе дальше, она продала все, что у нее было, чтобы переехать к тому, кого ей в придачу чуть ли не пришлось содержать. Да, ну и заварила она кашу, несчастная девчонка. Она хотела сжечь мосты. А я ведь предупреждала ее, но что получила в ответ? Ни капли благодарности! Ей вообще-то следует винить только себя, но она никогда не умела отвечать за свои поступки, никогда. Ее нужно жалеть, мы должны ее жалеть! Пусть остается здесь — не чужая все-таки, но я потребую следовать правилам нашего дома, какой бы бо-гем-ной она себя ни воображала. Гостиная должна функционировать как гостиная, хоть она и живет там. Там мы собираемся, смотрим телевизор, общаемся. И она ведь курит, дым впитывается в ткань, а у меня нет времени стирать гардины и чистить ковры дни напролет. Пусть Ракель чувствует себя членом семьи. Скажите, много ли сестер, которые распахнули бы двери дома настежь, как я? Может, мы вместе будем готовить по утрам. Ей будет приятно, она почувствует, что приносит пользу и участвует в нашей жизни. Да, так и сделаем. Так и будет. О близких надо заботиться».

Сказано — сделано. На следующий день за обедом, когда все в сборе и каждый положил себе котлет, поджаренных Рут, круглых, сочных, и подлил соуса с комками, приготовленного Ракель, и взял картошки, которая превратилась в месиво из-за того, что Ракель ее переварила, Рут решает, что самое время взять слово.

— Дорогая Ракель, — говорит она, — несмотря на затруднительное положение, в котором ты оказалась, я хочу сказать, что мы все считаем чрезвычайно приятным, что ты здесь и что мы можем помочь тебе. Так ведь? Шарлотта? Даниель?

Шарлотта и Даниель молча жуют.

— Именно так, — продолжает Рут. — Но в то же время есть определенные правила, и я хотела бы, чтобы ты соблюдала их ради детей. Во-первых, мы совместными усилиями пытаемся поддерживать порядок в гостиной, которая по-прежнему должна быть комнатой отдыха для всей семьи, несмотря на то что ты теперь спишь на диване. Во-вторых, ни Шарлотта, ни Даниель не хотят быть пассивными курильщиками, не правда ли, и поэтому мы были бы благодарны, если бы ты курила на балконе. Таким образом, тебе, может быть, даже удастся глотнуть свежего воздуха между затяжками ядом. В-третьих, телефон. Ты ведь можешь попросить своих подруг не звонить позже половины десятого — важно, чтобы дети могли ложиться спать вовремя, они ведь все еще растут. А если ты звонишь за границу, будь добра записывать время, я повешу для этого листок в прихожей. Договорились? Вот и чудесно. Надеюсь, ты будешь чувствовать себя здесь как дома!

Все в смущении.

Шарлотта пытается нарушить молчание.

— А что ты теперь будешь делать? — спрашивает она тетку, и Рут тотчас бросает на нее недобрый взгляд.

— Не знаю, — бормочет Ракель, потом прочищает горло и произносит как можно внушительнее: — У меня в планах уехать за границу…

— Чепуха, ты об этом тотчас же пожалеешь.

— Кроме того, я думала переехать в коммуну и жить на долевых началах, — продолжает Ракель.

— Ерунда, ты совсем этого не хочешь.

— Да, я совсем этого не хочу.

— Проблема в том, что ты вообще ничего не хочешь.

— Неправда, я хочу кучу всего, но ничего не хочу достаточно сильно.

— Ты останешься здесь, и мы вместе попробуем выбраться из этого переплета.

— Не знаю, не знаю, у меня так болит голова, — бормочет Ракель и снова начинает плакать.

Все опять в смущении. Рут знаком велит детям исчезнуть. Когда сестры остаются одни, она обнимает Ракель и говорит:

— Поплачь. Если выплакаться, то станет легче.

В некоторых журналах есть юмористическая страничка, куда читатели присылают свои анекдоты. Общее у этих анекдотов то, что все они ни капельки не смешные.

Не то чтобы там не было соли или смысла, они просто-напросто совершенно не смешные.

Этот не особо смешной анекдот я нашел в «Маленьком Фридольфе» [65] Серия комиксов. .

Раздается стук в дверь господского дома. Прислуга отворяет. Перед дверью стоит оборванец.