Юнас Гардель - Детство комика. Хочу домой!

— Дети, в постель! — решительно кричит она.

Даниель послушно встает, хотя ему хотелось бы дождаться тети Ракель. Шарлотта записывает еще один стих:

Вскоре Ракель стоит в прихожей с чемоданами и пакетами. Усталая, напряженная и сбитая с толку.

— Проходи, не стой там, — велит Рут, плотнее запахивая халат.

Но Ракель торчит на месте, как недоверчивая корова, которая не может поверить, что все, что происходит, действительно происходит с ней.

— Хочешь есть? Может, пива? Или чаю?

Ракель не отвечает.

— Сигарету? Кофе?

Ракель даже не выпускает из рук чемоданы и пакеты.

— Шоколада?

Наконец, даже не глядя в глаза сестре, Ракель отвечает:

— Может, у вас есть диван? Я бы хотела поспать.

И заливается слезами.

Рут отбирает у нее поклажу и ведет в гостиную. В тот момент, когда она входит в комнату, с полки падает фарфоровый слоник и разбивается вдребезги. Ракель этого даже не замечает.

Рут шепчет что-то непонятное и идет за щеткой.

— Ну, рассказывай, что случилось.

— У меня так болит голова. Рут, пожалуйста, я не могу, не сейчас.

И начинает рассказывать.

— Ты знаешь, это началось семь лет назад, но впервые я поняла это, только когда дети уехали летом. Но потом все равно прошло еще несколько месяцев. Я постоянно думала: «Все разваливается! Все разваливается!» Я боролась, перепробовала все: я была домашней, хорошенькой, соблазнительной, грустной, сердитой, отчаявшейся, всепрощающей, терпеливой, истеричной — всякой! Но что я ни делала, все было не так. Я беспрестанно пробовала новые решения. И все впустую. Мы оказались взаперти. Наконец я решилась. Оставила на подушке записку: «Пока». Собрала в кучу все, что могла унести, и поймала машину до вокзала — меня подбросил Ян, который понял, что произошло, без объяснений. По дороге мы встретили Вернера, который ехал на велосипеде. «Остановиться?» — спросил Ян. Я покачала головой и откинулась на спинку сиденья, чтобы он меня не заметил. Так я увидела Вернера в последний раз.

И она снова начинает плаката.

За приоткрытой дверью все это время тихо, как мыши, стоят Эдмунд, Даниель и Шарлотта и слушают.

Рут кладет руку на колено Ракель и говорит:

— Теперь тебе надо поспать. Здесь тебе всегда рады. Завтра тебе будет лучше, вот увидишь.

Рут оставляет Ракель и идет в прихожую. Довольная, слушает, как Эдмунд, Даниель и Шарлотта разбегаются по кроватям, чтобы притвориться спящими.

Как будто Ракель может спать. У окна в гостиной своей сестры она глядит в ночь, в космос, где открывается небесный свод и Бог Авраама, Исаака и Иакова бродит по Млечному Пути. Ракель смотрит на свое некрасивое лицо, отражающееся в стекле на фоне творца звезд, дарующего надежды, и не может понять, куда делись ушедшие годы.

Скоро сорок. Для кого и во имя кого пропали эти годы?

Ракель говорили, что любовь вечна, зато предмет любви изменчив. Для Ракель в этих словах нет ни капли утешения. Наоборот. Ведь это означает, что ничего незаменимого нет, что всему есть замена. Но в жизни нельзя просто взять и заменить одно другим. В этом она согласна с Рут. В жизни столько внутреннего содержания и порядка, что то, что она — это она, тоже имеет значение.

Ракель кажется, что она верит в Бога. Потому что в природе ведь мало смысла. Смерть и катастрофы — вот и все развитие. Все в мире происходит случайно, и если все вокруг ухнет в тартарары, ничего не изменится. Природа просто выждет миллион-другой лет и начнет все по новой. У природы нет ни воли, ни стремления. Бактерии, динозавры, люди — это ведь, по большому счету, одно и то же. А уж отдельный представитель вида — это даже не песчинка.

Ракель смотрит вниз, на улицу. Мимо проезжает такси, по тротуару проходит парочка, держась за руки. Жизнь продолжается. Только чужая. Ее жизнь разорвана в клочья, а миру не хватает деликатности, чтобы замереть хоть на мгновение, ему нет до нее дела.

Зато Богу дело есть. Он знает обо всем, знает все ее поступки, мысли и чувства, и ничего не забывает, и любая мелочь может иметь огромные последствия в виде рая или ада.

Это Ракель нравится. Бог придает ей значимости.

Кроме того, именно Бог дарует ей мечты. Да и сам Бог — мечта. Ракель рано поняла, что тот, кто хочет выжить, должен мечтать. Так она и жила — мечтая, несмотря на головную боль, проблемы с нервами и возню с учениками.