Вальдемар Лысяк - Цена

Ксендз прервал свою молитву и вскрикнул:

- Вы совершите смертный грех! Грех непростительный! Вам нельзя вмешиваться в приговоры Провидения!

- Да что такое пан ксендз говорит! – не выдержал Мертель. – Если в ходе засады мы отбиваем парня, которого немцы везут на смерть, то, выходит, тоже вмешиваемся в приговоры провидения?! И что – нам нельзя?!

- Твоя засада, сын мой, и ее успех, это и есть приговор Провидения. Но вам нельзя желать это так, как хотите сейчас! Вы не имеете права спасать одного невинного от смерти, выставляя на смерть другого человека!

- Значительно худшего человека! – стоял на своем Кортонь.

- Кто дал вам право осуждать людей подобным образом, брат мой? И если вы узурпируете для себя подобное право – то как объясните это на Страшном Суде?

- Вот вам, пан ксендз, теория меньшего зла, - бросил философ.

- Оставьте это Господу, братья…

- Передача борьбы со злом в прерогативу Господа Бога практиковалась очень давно, святой отец, уже десятки веков, а результата никакого, - не уступал профессор. – А за три сотни лет до рождества Христова некий тип по имени Эпикур… Пан ксендз знает, кто такой Эпикур?

- Наверняка, какой-то умник, похожий на тебя, брат мой! – фыркнул Гаврилко.

- Похожий, но чуть больший гедонист. Ага, и он был греком, а не славянином. Но тоже философ… Так вот, этот грек ставил вопрос приблизительно таким вот образом: либо Бог желает ликвидировать все зло, но не может, либо может – и не желает, или же – и не может, и не желает, либо – и может, и желает. Далее шел разбор этих вариантов; если он хочет и не может – тогда он слаб, что как-то для Бога нехорошо; если он может и не хочет – тогда он немилосердный, что тоже как-то плохо подходит Богу; если он и не может, и не желает – тогда он и слабый, и не любящий людей, следовательно, какой он тогда Бог; и наконец, если желает и может, а только тогда он был бы достоин истинного Бога – тогда почему же на земле столько зла, почему Бог не ликвидирует зла и его производителей, то есть, всяческих сволочей?

- Быть может, он желает, чтобы мы делали это от Его имени? – предложил Кржижановский. – Может он поддерживает только активных людей, сражающихся против зла делом? У нас, как раз, возникает такая оказия…

- Это Сатана подсовывает вам оказию ждя того, чтобы совершить смертный грех! - простонал Гаврилко. Ваше меньшее зло является обманом, ведущим к адскому страданию, братья! Оставьте это Спасителю! Неисповедимы пути Господни, и даже то, что приводит к страданиям нашим и к боли, может быть…

- И даже обязано быть, пан ксендз! – процедил Станьчак, - не позволяя ксендзу закончить, - хотя Кржижановский уже сигнализировал взглядом необходимость хоть как-то успокоить священника. – Оно обязано быть тем злом, которое добром закончилось, ибо, как мы знаем " нет такого плохого, в котором не было бы хорошей стороны ", знаем мы и то, что "страдания облагораживают ", следовательно – облагораживают любые страдания! Не будем забывать и о том, что страдание открывает для людей райские врата, следовательно, Мюллер, являясь палачом, исполняет на Земле функцию билетера в Рай – функцию добродетели! А на Небе тот же самый Мюллер будет играть роль покаявшегося и спасенного грешника, то есть помилованного " бесконечным милосердием ". Формально же, там могут случаться коллизии, когда на тротуарах в раю жертвы гестапо и НКВД встретят тех же гестаповцев и энкаведистов. Но должны ли они кланяться всем прохожим?

- Этот Мюллер ни за какие коврижки не спасется! – скрежетнул зубами полицейский.

- Тихонько, тихонько, пан старший сержант! Если ему отпустят грехи – а какой-нибудь фрицевский викарий обязательно отпустит ему грехи, как только гестаповец пожелает пойти на исповедь – тогда он автоматически будет спасен! Не забывайте, что по мнению евангелистов, большая радость на Небесах от одного покаявшегося бандюги…

- Но ведь Писание говорит, что скорее верблюд пройдет через игольное ушко, чем разбойник попадет на Небо! – похвастался своей эрудицией годлевский. – Я прав?

- Почти что, пан старший сержант, поскольку там речь шла не о разбойнике, а богаче, у которого будут сложности при вхождении в Царствие Небесное. Кстати, мало кто знает, что данный фрагмент евангелия говорит о воротах, а точнее – калитке в стенах Иерусалима, которую называли " игольным ушком ", поскольку пройти через нее мог только пеший. Ну а богачи, если я хорошо помню, в течение пары сотен лет покупали для себя у церкви полное отпущение всяческих грехов, даже " in blanco ", то есть – до конца дней своих. Иметь прощение всяческих грехов заранее, еще до того, как те совершены – вот это мне нравится, попик!