Сара Груэн - Воды слонам!

Дядюшка Эл хмурится.

— Что, с Марлениными лошадками?

— Ну да.

— Там, где у нас раньше были козлы? И где сейчас спит этот… ну, как же его… — он щелкает пальцами. — Стинко? Кинко? Ну, клоун с собакой?

— Именно, — улыбается Август.

Август ведет меня через спальные вагоны для рабочих, пока мы не оказывается на маленькой площадке, за которой следует вагон для лошадей.

— Ты твердо стоишь на ногах, Якоб? — снисходительно интересуется он.

— Думаю, да, — отвечаю я.

— Вот и славно, — и без лишних слов он, склонившись пониже, хватается за какой-то выступ сбоку от вагона и легко взбирается прямо на крышу.

— Господи Иисусе! — восклицаю я, беспокойно глядя сперва туда, где исчез Август, а потом вниз, на стык между вагонами и на мелькающие под ним рельсы. Поезд резко поворачивает, и я, тяжело дыша, выбрасываю вперед руки, чтобы не упасть.

— Ну, давай же! — доносится откуда-то сверху голос.

— Но как, черт возьми, вам это удалось? За что вы хватались?

— Там лесенка. Вон там, сбоку. Наклонись и вытяни руку — не промахнешься.

— А если промахнусь?

— Тогда, думаю, нам придется попрощаться.

Я робко приближаюсь к краю площадки и вижу самый уголок тонкой железной лестницы.

Приглядевшись, я вытираю руки о штаны. И прыгаю вперед.

Правой рукой мне удается зацепиться за лесенку. Я отчаянно хватаю воздух левой, пока не дотягиваюсь и ею. Подтянув ноги к ступенькам, я висну на лесенке и пытаюсь перевести дух.

— Ну, давай же, давай!

Август смотрит на меня сверху вниз, ухмыляясь, а волосы его развеваются на ветру.

Мне наконец удается вскарабкаться на крышу, и Август, подвинувшись, уступает мне место, и, когда я сажусь, кладет мне руку на плечо.

— Повернись. Хочу тебе кое-что показать.

Какой же он длинный, этот поезд! Тянется вдаль, словно гигантская змея, а сцепленные вагоны повизгивают и выгибаются на повороте.

— Красота-то какая, верно, Якоб? — говорит Август. Я оглядываюсь и вижу, что он смотрит горящими глазами прямо на меня. — Хотя, конечно, моя Марлена куда красивее, а? — он прищелкивает языком и подмигивает.

Не успеваю я ответить, как он вскакивает и принимается отбивать чечетку прямо на крыше вагона.

Вытянув шею, я пересчитываю вагоны для лошадей. Их не меньше шести.

— Август!

— Что? — спрашивает он, останавливаясь.

— А в каком вагоне Кинко?

Он внезапно приседает.

— Вот в этом самом. Что, повезло тебе, малыш?

Подняв вентиляционную крышку, он исчезает.

Я поскорее встаю на четвереньки.

— Август!

— Ну, что тебе? — доносится из темноты.

— Здесь есть лестница?

— Нет, прыгай так.

Повиснув на кончиках пальцев, я наконец разжимаю их и обрушиваюсь на пол. Меня встречает удивленное ржание.

Тонкий лучик лунного света освещает обшитые досками стены вагона. По одну сторону от меня стоят лошади, а другая отгорожена самодельной стеной.

Шагнув вперед, Август толкает дверь, которая ударяется о противоположную стену, и перед нами открывается комнатушка, залитая светом керосиновой лампы. Лампа стоит на перевернутом ящике, рядом с ней — раскладушка, на которой лежит на животе карлик и читает толстую книгу. Он примерно мой ровесник, и такой же рыжий, но, в отличие от моих, его волосы в беспорядке топорщатся на макушке, словно солома, а лицо, шея и руки просто испещрены веснушками.

— Кинко! — с отвращением окликает его Август.

— Август! — с не меньшим отвращением отвечает Кинко.

— Это Якоб, — говорит Август, обходя комнатушку и проводя пальцами по наполняющим ее вещам. — Он поживет у тебя тут немного.

Я делаю шаг вперед и протягиваю ему руку:

— Здравствуйте!

Он равнодушно пожимает мне руку и переводит взгляд на Августа.

— А кто он такой?

— Его зовут Якоб.

— Я спрашиваю, не как его зовут, а кто он такой.

— Он будет работать в зверинце.

Кинко вскакивает с раскладушки.

— В зверинце? Нет уж, увольте. Я артист. Чего это я буду жить с рабочим из зверинца?

За его спиной раздается рычание — и на раскладушке появляется джек-рассел-терьер со вздыбленной на загривке шерстью.

— Я главный управляющий зверинца и конного цирка, — медленно произносит Август. — Лишь по моей милости тебе позволено здесь спать, и лишь по моей милости весь этот вагон не забит подсобными рабочими. Собственно говоря, это дело поправимое. Между прочим, этот джентльмен — наш новый ветеринар, причем не больше не меньше, как из Корнелла, что ставит его в моих глазах куда выше, чем тебя. Пожалуй, тебе стоит подумать о том, чтобы предложить ему свою раскладушку. — В глазах Августа пляшут отсветы керосиновой лампы, а губа подрагивает в тусклом свете.