Сара Груэн - Воды слонам!

— Когда-нибудь эта гадость убьет старика, — бормочет он, проходя мимо меня. — Если у него не сгниют кишки, он скатится под этот чертов поезд. Сам я к такому даже не притрагиваюсь, — бросает он мне через плечо.

Я словно прирос к тому месту, где он меня оставил.

Он удивляется:

— Ты вообще идешь, или что?

Когда поезд отправляется, я сижу, согнувшись в три погибели, под полкой в спальном вагоне, тесно прижавшись еще к одному рабочему. Он законный владелец этого закутка, но его удалось уговорить потесниться на часок-другой за только что заработанный мною доллар. Впрочем, он все равно ворчит, и я сижу, обхватив колени, чтобы занимать как можно меньше места.

В вагоне царит запах немытых тел и грязной одежды. Полки навешены по три друг над другом, и на каждой непременно кто-то есть, а иногда и двое. Даже все места под нижними полками и то заняты. Парень, пристроившийся на полу напротив меня, комкает тонкое серое одеяло, безуспешно пытаясь соорудить из него подушку.

Сквозь шум до меня доносится: «Ojcze nasz, ktorys jest w niebie, swiqc siq imiq Twoje, przyjdz krolestwo Twoje…» [3] Польск. — «Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твое, да придет царство твое…»

— О Господи! — бормочет мой сосед и высовывает голову в проход. — По-английски говори, ты, поляк чертов! — Выругавшись он возвращается под полку, качая головой. — Один из этих. Прямиком с этого их ублюдочного корабля.

«…і nie wodz nas napokuszenie ale nas zbaw odzlego. Amen» [4] Польск. — «…и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Аминь». .

Я устраиваюсь у стены и, закрыв глаза, шепчу: «Аминь».

Поезд кренится. Свет мигает и гаснет. Откуда-то сверху доносится свисток. Мы начинаем перекатываться вперед, свет снова загорается. Я измотан дальше некуда, голова бьется прямо о стену вагона.

Проснувшись некоторое время спустя, я обнаруживаю прямо перед своим носом пару огромных рабочих ботинок.

— Ну что, готов?

Я трясу головой, пытаясь прийти в себя.

Где-то рядом скрипят и хрустят сухожилия. Потом я вижу колено. Потом лицо Графа.

— Ты все еще здесь? — говорит он, заглядывая под полку.

— Да. Простите.

Я выбираюсь из-под полки и с трудом встаю на ноги.

— Аллилуйя! — говорит, вытягиваясь в полный рост, хозяин места.

— Pierdol sie! [5] Польск. — «Да пошел ты!» — отвечаю я.

Из-под полки в нескольких футах от нас раздается смешок.

— Пойдем, — говорит Граф. — Эл принял в самый раз, чтоб стать посговорчивей, но не так, чтоб начать буянить. По-моему, это твой шанс.

Мы проходим еще через два спальных вагона и выходим в тамбур, после которого начинаются совсем другие вагоны. Через окошко я замечаю полированное дерево и замысловатые светильники.

Граф поворачивается ко мне:

— Готов?

— Разумеется, — отвечаю я.

Нет, я не готов. Граф хватает меня за шиворот и впечатывает физиономией прямо в дверной проем. И, открыв другой рукой раздвижную дверь, впихивает внутрь. Вытянув перед собой руки, я падаю вперед, прямо на медную решетку. Выпрямившись, в ужасе оглядываюсь на Графа. И тут вижу остальных.

— Это что еще такое? — спрашивает из глубины кресла Дядюшка Эл. Он сидит за столом в обществе еще трех джентльменов, крутя в пальцах толстую сигару, а в другой руке держа веером пять карт. На столе перед ним рюмка бренди, а рядом — целая куча покерных фишек.

— Он запрыгнул в поезд, сэр. Шнырял в спальном вагоне.

— Правда? — Дядюшка Эл неторопливо затягивается и кладет сигару на край пепельницы. Откинувшись, он изучает свои карты и пускает дым из уголков рта. — Если вы ставите три, я ставлю пять, — наклонившись, он швыряет в банк стопку фишек.

— Отправить обратно? — спрашивает Граф и поднимает меня с пола за лацканы. Напрягшись, я вцепляюсь руками в его запястья, чтобы было на чем повиснуть, если он снова надумает меня швырнуть. И перевожу взгляд то на Дядюшку Эла, то на подбородок Графа — больше мне ничего не видно.

Дядюшка Эл складывает карты и аккуратно кладет перед собой на стол.

— Не спеши, Граф, — говорит он и снова тянется за сигарой. — Поставь-ка его на место.

Граф ставит меня на пол спиной к Дядюшке Элу и равнодушно отряхивает мой пиджак.

— Иди сюда, — говорит Дядюшка Эл.

Я повинуюсь, радуясь, что теперь-то Граф до меня не дотянется.

— Не верю глазам своим, — произносит Дядюшка Эл, пуская колечко дыма. — И как же тебя зовут?

— Якоб Янковский, сэр.

— И что, скажи мне на милость, Якоб Янковский делает в моем поезде?

— Ищу работу, — отвечаю я.