Борис Григорьев - Рассекречено внешней разведкой

— Они заверили, что завтра же я стану счастливым обладателем десяти ящиков того самого коньяка, которым долгие годы наслаждался Сэр Уинни и который сейчас идет только в Кремль, но не спросили не только моего адреса, но даже фамилии…

К моему робкому предположению, что, наверное, на Кавказе Изю и его фирму хорошо знают, он отнесся с некоторым недоверием.

И оказался абсолютно прав, ибо ни завтра, ни послезавтра, и вообще никогда ни он, ни другие доверчивые партнеры ничего из обещанного не получили. Дурная, но справедливая молва прокатилась по Сити.

Знакомя делегацию с мозговым центром делового Лондона, услужливый гид, выполнявший в перерывах между экскурсиями суетные обязанности директора страховой компании, опрометчиво заострил внимание на Гильдии золотых дел мастеров вообще и Гилдхолле в частности, поведав о нем так много занимательного, что премьер при единодушной поддержке остальных делегатов тут же принял неколебимое политическое решение встретиться с руководством Гильдии для обмена мнениями о налаживании контактов по линии ювелирпрома. Ему показалось, что собственного желания для этого будет вполне достаточно.

Лучший и к тому же неформальный вариант такой стыковки с Гильдией виделся в процессе близкого, по всей вероятности, приема, активная подготовка к которому отслеживалась даже невооруженным глазом: к зданию беспрерывно подкатывали разнокалиберные фургончики, доставлявшие цветы, продукты, наборы великолепных вин и фруктов.

Когда в очередной раз я обратился к Изе за содействием, он тихо застонал и попросил меня подумать, как можно привести на сегодняшний, совершенно уникальный прием, где вместо обычного «а ля фуршета» предполагается строгая рассадка гостей, сразу полдюжины «зайцев»?

— Изя, но это все-таки не уличная шпана, а министры. И нельзя ли посмотреть на это дело совсем с другого конца: что это они готовы удостоить своим присутствием почтенное собрание?

Мои веские аргументы неожиданно вызвали смех у собеседника:

— Они даже не представляют, какой «популярностью» стали пользоваться в деловых кругах… Ну, хорошо, я подумаю.

Вскоре зазвонил телефон:

— Абик смог сделать только четыре места — пару нам с тобой и два тем, извини, министрам. Остальные пусть погуляют. И учти — лишних смокингов у меня нет, одевай их сам…

Через полчаса из прокатной фирмешки «Братья Мосс» примчался примерщик, уточнил все министерские габариты, а еще через час, весело обрядившись в вечерние доспехи, они с трудом узнавали друг друга.

Сколько ни торопились гости, однако заявляться на прием раньше всех не то чтобы зазорно, но у уважающих себя персон просто не принято, как, впрочем, и появляться там после установленного времени. Проявив выдержку, мы подъехали к завершению сбора, когда большая часть приглашенных, чинно рассевшись по отведенным местам, все внимание сосредоточила на более поздних, а значит, и более важных и высоких гостях.

По вековому ритуалу в банкетном зале Гилдхолла сначала торжественно появляется церемониймейстер, облаченный, как и сто, и двести лет назад, в красный, шитый золотом камзол, пышный, спадающий на плечи парик, белые чулки и массивные башмаки с большими блестящими пряжками. Он бьет тяжелым бронзовым жезлом об пол, вызывая громоподобное эхо, от чего многие непроизвольно вздрагивают, и зычным актерским голосом называет фамилию, должность и почетные звания очередного гостя.

Завсегдатаев он знает в лицо и объявляет их по памяти, другие дают ему свои визитные карточки.

Подошел наш черед. Вручив только свои визитки, поскольку у министров таковых не оказалось, мы, извинившись перед церемониймейстером, попытались его уговорить, чтобы он не объявлял сложных для него фамилий наших гостей и просто оставил их без внимания. Для убедительности Изя что-то вполголоса добавил от себя.

Церемониймейстер в эти торжественные и самые для него ответственные минуты исключал любую импровизацию, любые вольности и, полностью отрешившись от всего мирского, работал в автоматическом режиме хорошо отлаженного магнитофона: его задача — в точности, не упуская ни единого слова, донести в зал все, что ему поручено сказать о каждом из гостей. Изин комментарий лег, очевидно, на его магнитофонную запись.

Все четверо мы вошли в зал. После объявления фамилии, слегка поклонившись присутствующим, мы с Изей направились к своим местам. Наши спутники, однако, несколько замешкались у входа, что, очевидно, церемониймейстер воспринял как ожидание соответствующего представления публике и автоматически воспроизвел все, что ему стало известно об этих людях.