Борис Григорьев - Рассекречено внешней разведкой

Борис (да и товарищи, с которыми он советовался) часто спрашивал себя, что было причиной установившихся между ним й этим солидным чиновником важного министерства дружеских отношений. Будучи приглашен на кинопросмотр, он пришел, хотя многие из его коллег предпочли сослаться на «ранее принятые приглашения»… Здесь Борис с ним и познакомился. Дюваль согласился пообедать с Борисом в ресторане, потом дал ответный обед. И все время этот наивно-любопытный взгляд, расспросы о жизни русских и ни слова о политике, о том, что могло представлять интерес для сил, враждебных нам.

Во время второго посещения ресторана Борис, выйдя помыть руки, «случайно забыл» на столе свою записную книжку… Борису после передали, что Дюваль книжку заметил, но к ней даже не притронулся.

Нет, положительно трудно было заподозрить Жозефа Дюваля в каком-то злом умысле. Буржуазный интеллигент, который ищет правду, хочет снять шоры с глаз, понять Россию такой, какая она в действительности, — к такому выводу пришел Борис и сумел убедить в этом своих товарищей.

…Размышления Бориса прервал голос хозяина, приглашающий попробовать коньяк. Рука с длинными холеными пальцами подняла снизу грушевидный бокал, покачала в знак приветствия и унесла в тень.

— Надеюсь, мсье Гарин, вы извините меня за этот скромный дружеский ужин.

— Не столько скромный, сколько дружеский, — подчеркнул Борис и весело взглянул на собеседника поверх своего бокала.

Дюваль с готовностью кивнул головой, словно понимая сокровенные мысли Бориса, который снова и снова молча проверял и взвешивал: друг или не друг?

Дюваль охотно брал на прочтение переводы советеких романов, правда, сетуя на. то, что в них «слишком видна тенденция». В советских фильмах его привлекала глубина содержания, хотя по форме он считал наши картины стоящими ниже возможностей кино. Любил поспорить о свободе личности в Советском Союзе и на Западе, конечно, отдавая предпочтение последнему. Кстати, Борису не раз удавалось наглядно показывать Жозефу Дювалю, где подлинная свобода, а где лишь обманчивая маска ее. «Свобода — осознанная необходимость». Дюваль долго не мог уяснить себе значение этих слов и только с большим трудом добрался до сути. Отношения развивались. Борису уже казалось, что от него тянутся к уму и сердцу Жозефа Дюваля тонкие, невидимые, но прочные нити.

Проверка пришла в разгар венгерских событий. В дни, когда вся буржуазная пресса билась в антисоветской истерике, Борис смело позвонил Дювалю и предложил встретиться. Сначала в трубке был слышен только прерывистый шорох дыхания. Затем Дюваль нерешительно ответил согласием. Он не возражает, только… только не в ресторане. Он приглашает Бориса к себе домой. Он и сам хотел…

Так впервые Борис попал в эту богато и со вкусом обставленную квартиру старого холостяка. Его поразили безукоризненный порядок и чистота, которые с помощью приходящей служанки поддерживались в комнатах. Ни пылинки на золоченых багетах картин. Длинный сервант из красного дерева ярко сверкал под дробящимися лучами хрустальной люстры. Две вазы с искусственными цветами и декоративная восьмиугольная пепельница, стоящие на серванте, поблескивали протертыми заботливой рукой гранями…

Хозяин встретил тогда Бориса холодно и сдержанно. Заявил, что на правах друга прямо хочет высказать свое неодобрение «советской интервенции в Венгрии». Но, когда Борис методично, с терпеливой настойчивостью разрушил взятые напрокат аргументы, Жозеф Дюваль, плохо скрывая волнение под внешне невозмутимой оболочкой, вдруг заговорил совершенно по-другому. Да, он понимает, что Советы нельзя упрекать в защите Венгрии, пока налицо иностранное вмешательство в венгерские дела. Он сам живой свидетель этого вмешательства. Сам видел телеграмму в Будапешт послу его страны, в которой давались рекомендации… После минутного колебания Дюваль рассказал и содержание рекомендаций.

Была пройдена еще одна грань в отношениях. Когда они снова встретились, Борис дал понять, что испытывает к Дювалю большую благодарность, а тот держался так, как будто сознает принесенную нам пользу. Борис торжественно вручил Дювалю дорогую авторучку, и тот принял ее, хотя со дня рождения прошло уже около месяца…

И вот тогда Борисом Гариным и всеми, от кого это зависело, было принято решение — провести с Жозефом Дювалем серьезный закрепляющий разговор. Но неожиданно встречи прервались. Дюваль ответил, что уезжает на полтора месяца в Италию. Потом сказал, что болен. В третий раз голос служанки ответил, что хозяина нет дома.