Лев Сокольников - Прогулки с бесом, или Gott mit uns!

Нет, нет, это не гроза: небо ясное, солнце — закатное, грозы никак не могло быть. Не сезон для гроз в наших краях, не случаются грозы в августе, и вечер собирался быть тихим и горячим. После выгорания монастыря в размере более "половины жилого сектора", погода, на удивление, стояла "тихая и умиротворённая", как сказал бы поэт. Но что тогда проходил август 43-го — и этого не знал.

Гром с востока не унимался, но был странный, несерьёзный, мелкий с интервалами в минуту. Или меньше? — знал ли что-то об "интервалах в минуту"? Представлений о часах не было, о каких минутах речь вести?

За огородом временного жилища был парк, и в парке стоял двухэтажный дом до переворотной постройки.

— Неправильно написал, так напиши: "вокруг трёхэтажного здания бывшего "пансиона благородных девиц" был прекрасный парк из клёнов и липовых деревьев…"

— Что держала "власть советов" в пансионе — не знаю. Не проявлял интереса ни ранее, ни позже.

Я сидел на прогретой августом земле чужого огорода и ел с куста маленькие красные помидоры, что были посажены законными хозяевами усадьбы. Лакомился без соли. С той поры потреблять помидоры без соли — изощрённая форма издевательства над собственными вкусовыми рецепторами. Но откуда было взяться соли? Сегодня признаюсь в "грехе молодости", а тогда грешил без малейшего смущения. Помидоры — вот они, на кустиках — раз, законных владельцев созревших томатов рядом нет — два, обвинять меня в воровстве некому — три!

…после непродолжительного времени потребления плодов чужого труда, в стену здания без окон, невидимые артиллеристы влепили снаряд — четыре! Красота!

Здание пансиона "благородных девиц" находилось метрах в двухстах от огорода, где я предавался "ублажению плоти".

О метрической системе мер не имел представления, поэтому здание "пансиона благородных девиц" могло стоять и ближе, или вообще находиться где угодно.

И ещё один снаряд влетел в стену пансиона, но дырку в ней не сделал. Слабоват был для "подвига". Встреча инородных тел со стеной здания на уровне второго этажа пансиона заинтересовали: "пробьёт снаряд дыру в стене, или нет"!? — совсем недавно немцы, по предсказанию Губастой, собирались "выбивать городок" зенитками, но предсказание Губастой с немцами не сбылось. И вот она, "компенсация": наблюдаю, как "наши" выбивают!

Что сказать о той стрельбе?

— Били прямой наводкой из орудия малого калибра — начал бес.

— Стало быть, орудие находилось совсем близко, если канониры видели цель и лупили "прямой наводкой"? Так? Для чего было стрелять в стену? Зачем долбили?

— Артиллеристы думали, что в здании сидят враги и ждут, когда в стене сделают дыру, чтобы наступающие ворвались в здание и вступили с ними в рукопашную битву. Надо было во что-то стрелять? И, в конце-то концов: всё ли в войну делалось со смыслом!? — взвился компаньон.

— Но вокруг пансиона были жилые дома "простых советских людей"…

— … успевших за два года оккупации крепко и основательно попортиться чужой моралью! Работавших на оккупантов людей, а стало быть, не имевших права называться "советскими"! — неестественно возмущался бес. Лицемерил. Фальшивил.

— С чего начинается всякое совращение? С речи. А как оккупированные граждане могли развратиться, если не знали языка оккупантов? Уж тебе-то, с твоими образованиями, об знать следует.

Снарядами какого калибра орудие плевалось в стену бывшего пансиона благородных девиц — не знаю, но от работы артиллерии пыли хватало: пылила старая штукатурка, до переворотная, не советская.

Вот он, древний и любимый фирменный кирпич, коему не устану петь гимны: не поддавался "старик" разрушению! Сегодня думаю, что кирпич старинного изготовления каким-то образом не давал осколкам долетать до огорода, где я лакомился чужими помидорами. Осколков было мало, повизгивали они не так часто, как мне хотелось бы их слышать: новизна! И опять повезло: не досталось ни одного из них.

— Скажи друг и напарник, почему тогда я не прятался? Ведь хорошо знал о способностях маленького кусочка металла убивать, или калечить живое? и всё же не прятался? Живой и свежий пример был: смерть женщины в соседнем доме от осколка бомбы. Почему продолжал нахально обирать и жрать чужие помидоры, что висели на низеньких кустиках? Твёрдо уверовал в свою неуязвимость? Или война так надоела, что получить смерть от маленького кусочка металла от родного советского снаряда было счастьем? Выходом из всей этой сумятицы?