Лев Сокольников - Polska

"Милый и хороший папка! "Фильм" о побеге парня от первого и до последнего кадра видел, и чуть не стал в нём "действующим лицом"! — о том, что в природе есть удовольствие с названием фильм — я не знал.

Сегодня, вспоминая о том событии, впадаю в неудержимую фантазию такого содержания: что если я, околачиваясь у открытых ворот лагеря, в самом деле "излучая волны побега"? Могло быть такое между "живыми объектами с названием "человек"? И парень их принял? Да, но он был "под градусом", и как его затуманенный алкоголем "приёмник" мог принять страстный сигнал о побеге? А может, было и так: парень видел, как у ворот крутится мальчишка, маленький, дохлый мальчишка, и по всем его перемещениям было видно, что он мечтает дать дёру!? И тогда парень решил показать малому, как нужно совершать побеги? Или у парня не было никаких "высоких устремлений", а в голове взыграли всего лишь лишние граммы выпитого!? Боже милостивый, дай ответы хотя бы в этом! Дай знания сегодня, чтобы когда приду ТУДА, "быть в курсе"! И как парень ухитрился напиться в лагере? Это же ЛАГЕРЬ, какие там могли быть выпивки!?

Если ты жив — прости меня потому, что я виноват в твоей неудаче: в ненужное время "генерировал" сигнал о побеге! А посему и не снимаю с себя вину за твой неудачный побег! Призыв:

Люди, не генерируйте несбыточные желания в моменты, когда рядом с вами находится много выпивших и желающих их осуществить!

Краткое примечание о господине начальнике лагеря родилось на основе рассказа отца в 1992 году, когда ему было девяносто:

— Когда пришли наши, поляки схватили коменданта, никуда он не делся, не убежал. Быстро судили и ещё быстрее расстреляли.

Расстреляли — и всё! Никто и ни на секунду не задумался: "а сколько соотечественников остались жить потому, что ворота лагеря иногда были открыты, а глаза "пана керовника" были закрыты? Как крепко пан керовник закрывал глаза на отлучки лиц, содержавшихся в лагере — об этом знают только те, кто убежал от явной смерти в игре с названием "военные жмурки". Мог он плюнуть на просьбу оставить нас в лагере в тот раз, когда мать по извечной женской нужде задержалась в Хелме? Мог! Почему не плюнул? И скольким он помог? Кто помнит? Ведь расстреляли как "врага польского народа"… Было в нём человеческое, было…

— Тебя никто не спрашивал, когда его судили? Кто-нибудь замолвил за него слово?

— Ты что!? Кто бы осмелился тогда сказать слово в защиту явного врага? Это было прекрасное время поголовных врагов! Да если бы такой самоубийца и нашёлся, то патрона и для него бы не пожалели. Самого бы поставили к стенке, как "вражеского пособника"! С востока шла армия "самого гуманного, передового и демократического строя во всём мире". У пана керовника не было никаких шансов остаться в живых. Ему нужно было бежать на запад, а он предпочёл этого не делать. Почему он не убежал с немцами? — когда отец рассказывал всё, что произошло с начальником лагеря, то его лицо как-то вытянулось, и я подумал: " переживает прошлое. Ничего удивительного: тогда могли "копнуть" и отца, и во что такое "копание" могло вылиться — никто не знал".

Всё же интересно знать: будет душе начальника пересылочного лагеря номер шесть польского города Люблина вечное упокоение? Вы, пан керовник, ушли в мир иной, как "предатель польского народа", но не мой предатель! "Дзенькуе бардзо, пане", жить-то я стался благодаря вам! Очень хотелось бы встретиться с вами в ином мире и поклониться. Но вопросы заготовил при жизни:

— Пан керовник! Отец подался в коллаборационисты по великой нужде: трое нас у него было, и все мы просили есть. Чего-нибудь. Об этом говорю во второй раз: грехопадение отца произошло на родине, когда, как и твою любимую Polska захватили враги. Что Вас заставило пойти на службу к извечным вашим врагам и стать комендантом лагеря?

Коллаборационисты, "вражьи прислужник", не получат оправдания до поры, пока не "вражеские прислужники" покажут "порядочную сволочь", что толкала людей на служение врагам!

Были такие из коллаборационистов, кои могли бы сказать:

— Я живу прекрасно, но мне хочется служить захватчикам!

Есть у меня основания оправдывать и молиться за душу явного врага польского народа? Есть! Осудят меня за то, что поминаю добром начальника пересыльного лагеря номер шесть в польском городе Люблине? Осудят! Боюсь такого осуждения? Нет!

Пусть меня возьмут черти, но если мы решили мириться, то давайте начнём это делать со всеми! Почему и в молитвах моих кто-то пытается дать "инструкции" за кого молиться, а кого поминать не следует!?