"предчувствии", но и этого мне не дано было знать. И никто не задал тогда вопрос:
— Чего торчишь у ворот, мальчик? — на понятный и прямой вопрос ничего вразумительно не ответил. Промолчал бы о том, что очень хотелось перейти заветную линию ворот и уйти в манящую даль улицы е в неизвестность и навсегда. Хорошо представлял, как начну выполнять мечту по уходу: медленно, очень медленно, прижимаясь к воротным столбам, выйду на улицу, и, не выходя из "мёртвой зоны", не попадая в поле зрения охранника с вышки, что была расположена в правом углу лагеря, пойду вдоль ограды. Кто меня примет за обитателя лагеря? Может, это бежит польский мальчик, житель города!? Буду бежать столько, пока не закончатся в тщедушном организме запасы адреналина!
Почему не решался удариться в бега? Чего тогда не хватало для совершения перехода запретной черты? Смелости? Нет, смелость не была посредником между лагерем и побегом, "посредники" были внутри лагеря: мать, отец, сёстры и родившийся на польской земле брат.
Желание пересечь границу лагерных ворот было ещё у одного человека в лагере. Сегодня позволяю родиться такой фантастике: а что, если парень уловил, как радиосигнал, моё желание убежать!? Ах, эти телепатические связи между живыми организмами! Ничего не знал о "телепатической связи" тогда, столько знаю и сейчас, и до финала остаётся мало времени. Нет времени на выяснение явления с названием "телепатия". Если верить объяснениям знающих людей, то в такое явление, как телепатическая связь, мы ничего не вносим, телепатия нами не управляется.
А тогда увидел, как "прямой наводкой", из-за ближнего к воротам барака, выбежал парень, и резвым ходом пересёк линию ворот!
Но бежал он как-то странно, зигзагами, и тогда подумал, что такая манера бега исполнялась с единственной целью: лишить часового на вышке прицельного выстрела в спину. Даже я понимал, что парень вилял для того, чтобы не составлять прямую линию бега с линией полёта пули из винтовки охранника на вышке. На той, что возвышалась по левую руку, если стоять лицом к воротам лагеря.
Направление побега парень выбрал правильно, в сторону станции, но в остальном затея была глупая и работала против него: бежал по улице, вымощенной крупным серым булыжником из гранита. И почему бежал по центру улицы? Почему бы не прижаться хотя бы к лагерной стене или к домам!? Загадка!
Парень пробежал не более тридцати, или полсотни шагов от ворот лагеря, как с вышки грохнул выстрел! Не прицельный: беглец продолжал выполнять упражнение в беге в сторону станции.
Если бы бег выполнялся вдоль жилых домов, то возможность спрятаться, затеряться у беглеца имелась. Но кто бы из жителей рискнул впустить беглеца? Плохо державшегося на ногах? Это всё же не кинематограф! Второго выстрела с вышки не было.
Продолжение было таким: после единственного выстрела от охранника, с крылечка административного барака резво скатился пан керовник и погнался за беглецом, доставая пистолет из заднего кармана галифе. Резвость начальника лагеря была выше, чем у беглеца, "ход" у которого делался всё хуже и хуже. И тут до меня "дошло":
"Беглец-то — пьяный"! — парень оставался в вертикальном положении, но даже и я понимал, что такая "вертикаль" долго не продлится, и с секунды на секунду кончится "приземлением" и пьяным сном. Но пока беглец оставался на ногах, крепко пьяных, неспособных к бегу "нижних конечностях".
Видел пьяных монастырских пролетариев за год до войны у пивнушки-часовни. Недалёко от часовни, через грунтовую дорогу, с горячей пылью по щиколотку летом, находилось заведение, кое имело название "кооперация". С неё начиналось питейное "веселье" мужской части женского монастыря, продолжалось в пивной часовне и заканчивалось сном у стены "святой обители". Спали пролетарии спокойно, без опасений и с открытыми ртами. Подлые мухи бесстрашно ползали по их пролетарским физиям, и никто из спящих не отмахивался от мушиных приставаний.
Монастырским соплеменникам спешить было некуда, а парню, рванувшему в побег, для достижения поставленной цели приходилось шевелить ногами.
В каком бараке беглец мог так основательно напиться!? В какой "кооперации"!?
Помнил, помнил "ход" крепко поддавших пролетариев, но бег пьяного парня из лагеря видел впервые. Этот мог ещё совершать побеги, и к "третьей степени опьянения" причислять его было никак нельзя.
После выстрела с вышки ожидал падения беглеца. Но, нет, часовой или не хотел убивать, или был "мазилой", или беглец хорошо знал правила стрельбы в спины и не позволял им выполниться. Что-то одно в часовом тогда взяло верх.
Читать дальше