Эдуард Володарский - Птицы белые и черные

…В те годы Степан Егорыч жил в одной квартире с Витькой Крохиным. Степан Егорыч был кавалером двух степеней Славы, жил бобылем и работал кладовщиком на базе стройматериалов.

По вечерам он любил сидеть на кухне у своего столика, покрытого обшарпанной клеенкой. Он сидел, чуть согнувшись и опершись локтями о колени, и курил. По вечерам почти все обитатели многосемейной квартиры обычно бывали в сборе. Из второй двери в коридоре было слышно, как девочка Элеонора разучивала на пианино гаммы. А комната Крохиных была через кухню, и дверь в эту комнату всегда полуоткрыта, и оттуда слышны голоса Любы, Витьки, Федора Ивановича.

— Тебя опять в школу вызывают. Снова что-нибудь нашкодил, — говорил Федор Иванович.

— Витька, что натворил?! — Это громкий и решительный голос Любы.

— Ничего… — бурчал Витька. — Два урока прогулял, только и делов-то.

— Хорошенькие пустяки! — с торжеством говорил Федор Иванович. — Ты только посмотри, хамство из него так и прет.

— А ты не лезь, — обрывала его Люба. — Разговорился что-то!

— Попрошу рот мне не затыкать! Я тоже право голоса имею! — ерепенился отчим. — Он опять целый день у этого пьяницы просидел!

При этих словах Степан Егорыч еще ниже нагибал голову, мотал ею, как подраненный бык, и с силой стукал кулаком в колено.

— Язык не распускай! — повышала голос Люба. — Как баба! Витька, ты уроки сделал?

— Не-а!

— Уши оборву!

— А где мне их делать-то? Федор Иванович весь стол занял.

— Ну-ка, освободи стол, — приказывала мать.

— Мне наряды составлять надо! — возмущался Федор Иваныч. — Пусть на кухню идет!

— Не пойду! — упирался Витька. — Там жарко и газом воняет!

На кухне бесшумно появлялась Галина Владимировна, мать девочки Элеоноры. Она была дородной, расплывшейся женщиной и дома всегда носила синий китайский халат с желтыми диковинными птицами. Галина Владимировна сухо здоровалась со Степаном Егорычем: «Здрасте», ставила чайник на плиту, начинала чистить картошку, стоя у своего стола. Степан Егорыч видел только ее широкую спину, обтянутую китайским халатом, и металлические бигуди, накрученные на голове. А в комнате Любы перепалка продолжалась.

— Свои наряды и завтра составишь! — Наступала минутная пауза и потом — обиженный и визгливый голос Федора Ивановича:

— Ты что ж делаешь, а? Это ж документы государственные, а ты их на пол швыряешь!

— Витька, садись и делай уроки! — ледяным голосом приказывала мать.

И скрипучий голос бабки:

— Не давай ему воли, Любка, а то и вовсе на голову сядет, муженек-то…

— А вы не в свое дело не лезьте, мама! — раздраженно обрывала ее Люба.

А перед Степаном Егорычем возвышалась колоннообразная фигура Галины Владимировны.

— Не любишь ты меня, Люба, не любишь, — хныкал Федор Иванович. — Чужой я вам… чужой и есть…

— Ты ж сам говорил, любовь — дело наживное! — отвечала Люба, и вдруг голос ее сникал и она просила: — Не надо, Федя… Я и так на заводе устала, голова кругом идет… Ты прямо как дитя малое обижаешься… Сходи лучше в магазин, я хлеба забыла купить…

Федор Иванович выходил на кухню, видел Галину Владимировну, Степана Егорыча, и лицо его сразу делалось мрачным и грозным:

— Моему египетскому терпению конец может прийти! — обернувшись к двери, кричал он.

— Здравствуй, Степан Егорыч, — бурчал он соседу и шел через кухню к парадной двери.

— Привет, привет… — бормотал Степан Егорыч и поднимался тяжело, гасил в умывальнике окурок, бросал его в мусорное ведро.

В кухню выглядывала девочка Элеонора, пухленькая, с тугими косичками.

— Мама, я все гаммы выучила! — тоненьким голосом кричала она.

— Скажи папе, пусть он тебе книжку почитает. Про Конька-горбунка. Я сейчас приду, — не оборачиваясь, отвечала Галина Владимировна.

Степан Егорыч гладил девочку по голове и шел к себе в комнату. Деревянный протез громко стучал по коридору.

Комнатка у Степана Егорыча была маленькая. Стоял в ней стол под обшарпанной клеенкой, старый диван с высокой спинкой, комод с потемневшим от времени зеркалом. На столе стояла початая бутылка водки, стакан, нехитрая закуска — жареная треска в тарелке, мятные конфеты в кульке. А на полу и на диване были разбросаны карты Европы и Европейской части Советского Союза. Такие карты продавались в магазине Воениздата на Кузнецком мосту. Красными стрелами, большими и маленькими, на таких картах было указано победоносное движение Советской Армии от Москвы до Берлина.