— Это еще доказать надо, что он сбил! А ну как не он? Где твердые доказатеьства?
— Впол-не, вполне достаточно доказательств! — отчеканила судья. — Одна вмятина, которой утром не было, чего стоит!
— Мало ли что вмятина. Я, конечно, не знаю, откуль она там взялась. Но одно теперь знаю твердо: не врет он! Ведь он мне как на духу ответил. Не мог он мне соврать, нет! Я как человека его спросил. Человек он все ж таки… да жись такая.
— Разжалобил он вас, только и всего. На это они мастера. Никогда не упускают.
— Может быть. А только по мне — оправдать его надо. Пущай мальчонку ростит.
— Еикак нельзя его оправдать, — голос Павла Ивановича сделался скрипуч, неприятен. — Эдак они нас всех передавят. Это первое. Второе: вы об этом Боброве недавно заметку в районной газете читали? «Когда за рулем пьяный» называется. Попробуй теперь его оправдать. Ого-го, что подымется!
— Да тут разве можно пугаться-то? — рассердился Мазунин. — Человека жись решать, а газетки бояться — это дело? Народ, он все, кроме неправды, поймет.
Вера Андреевна вдруг поглядела на него с любопытством и захохотала. Смех был долгий, с кашлем и питьем воды. Мазунин растерянно сопел.
Отсмеявшись, судья придвинула к себе лист, взяла ручку, сказала сухо:
— Шесть лет общего режима! Ваше мнение, Павел Иванович?
— Точно так! — выдохнул заседатель.
— А как вы думаете, Степан Игнатьич?
— Оправдать! — рубанул рукой Мазунин.
— Придется писать особое мнение.
— Куда же деваться.
Приговор — шесть лет — пошел в областной суд, и его утвердили. Утвердили его и в Верховном Суде, куда Мазунин писал жалобу вместе с адвокатом. В судебных заседаниях он больше не участвовал, на другой день после приговора сказался больным, а сам вышел на работу. Как-то незаметно на его заседательское место избрали другого и кандидатуру Мазунина на выборные должности больше не выдвигали. Так он жил и мучился несправедливостью к чужому человеку, пока года через три вдруг не встретил Вальку возле магазина. Тот сам подбежал к нему, затряс руку:
— Здорово!
— Здорово, — вежливо ответил Мазунин. — Откуль здесь?
— Отпустили условно-досрочно, понимаешь. Хватит, говорят, с тебя.
— Далеко был?
— Далеко. На кране работал — суда в бухте разгружал.
— На море, значит?
— Ага.
— Ну и как оно?
— А! — махнул рукой Валька. — Лучше ввек бы его не видать! Вода да и вода. Колыхается все. И погода — дрянь: то холод, то жара. Да я в жару-то купаться как-то полез: прямо с пирса — бух! И как по башке стукнуло, отключился сразу — во, какая вода холодная! Еле откачали.
— Холодная, значит. Оно, конечно, ежли по неволе — какая там красота! А куды деться — я уж тут хлопотал, хлопотал, чтоб тебя оправдать, — да сила солому ломит, слышь.
— Ну и дурак был, что хлопотал! — зло фыркнул Валька. — Мальчонку-то ведь я примял.
Мазунин выпучил глаза, разинул рот:
— Как… Как…
Схватил Вальку за рукав, потащил за собой в проулок. Там спросил, навалившись на забор:
— Да ты… врал все, выходит?
— Выходит, врал! — беззаботно отмахнулся Бобров. — Все надеялся чего-то — больно, знаешь, тюрьмы боялся. Теперь дело прошлое, слушай.
… Тогда, отремонтировав машину, он действительно поехал к гастроному за водкой. На плотине его остановил Костя Бабкин, предложил съездить в лес, где у них рядом были покосы: Костя хотел чистить свой от хвороста, который навалил зимой, заготовляя дрова. Валька согласился, они поехали на покос, немного потаскали сучья и выпили бутылку, что была у Кости. Бобровскую бутылку решили распить дома. Поехали домой. Шедший по обочине дороги мальчик с удочкой вдруг вскинул руку и выбежал на середину дороги. Валька гнал шабко и затормозить не успел. Когда машина остановилась наконец, помертвевший со страху Костя повернулся к Боброву: «Что теперь?» «Теперь молчи вмертвую, понял? — выкрикнул Валька. — Слазь и дуй лесом до дому, а я один поеду. Чтоб от греха подальше…» Сам он — верно — доехал до лежневки, выпил там бутылку и поехал на место, где сбил мальчонку. Не обнаружив его, перекурил на покосе и поехал домой, твердо решив никому ни в чем не признаваться.
— Понял, нет? — весело спросил он Мазунина.
— Понял. Сука ты, Валька. Ить я из-за тебя, можно сказать, душу продал.
— Пошто продал? — удивился Валька. — Ведь если бы не ты, мне, небось, на полную катушку заломили бы!
— Вот то-то и оно! — горько усмехнулся Мазунин.
Тем же вечером он пошел к Косте Бабкину — мужику, с которым Валька ездил на покос. Хотел дознаться, почему он скрыл правду, промолчал тогда. Но тот и слушать Мазунина не стал, послал его подальше, и все.
Читать дальше