Дерзость есть качество суетное. Нашим родителям оно было недоступно всегда. Проявление дерзости действовало на них необычайно. Я знал это с детства. Они считали меня «богоподобным». Да, я уверен, это было правдой. Но они не стали бы спорить друг с другом. После того, как стало известно про мой отбор, я видел, отец глядит на меня, словно начиная понимать, только теперь, что от него что-то держали в тайне. Отец был уверен, что я таил от него секрет. Насчет матери не знаю, то же ли самое, возможно ли это, не думаю. Возможности моего отбора не скрывали ни от него, ни от матери. Ибо жизни моих родителей были бы не так трудны, если бы они могли считать себя соучастниками.
Что я могу сказать.
Мог ли я сделать так, я не мог, существовал ли такой выбор не существовал. Говорю это с определенностью. За другого сказать не могу, только за себя. Я ничего не говорю о моем прежнем коллеге. Я ничего не знаю о нем и отце, о его матери или другой родне, я ничего не знаю. Мы были вместе только мальчиками. После отбора мы действовали раздельно. Я и не видел его много лет после этого, десять.
Что относится до меня, воображение должно вести дальше, так ему следует, и с того времени я со всем порвал, нет, я не видел его довольно долгий период, я уже сказал, годы, десять.
Я ему зла не хотел, да и причины зла в нем не видел. Что это за слова, что тут можно сказать. Конечно, у него была власть, все что угодно. Не просто номинальная. Если бы только это, я и сейчас был бы не против. Он был не дурак, ответственный человек. Присутствовала в его глазах жажда чего-то такого, что для меня не существует и все-таки имеет значение. Он попросил, чтобы я его сопровождал, мне это польстило. Но его власть, он воспользовался ею со мной. Только ею он воспользоваться и мог. Я бы сказал, он ею наслаждался. Власть небесполезна. Я говорю, он ею наслаждался. Это вышло за границы хорошего настроения. Я сначала думал так, что он со мной шутки шутит. Потом нет, у него была власть, и он ею воспользовался.
Да, я ощущал пустоту. В нем тоже. Знание о жизни, которой у меня никогда не будет. Я не доживу. Он надеялся, что понимая это, я буду поступать в соответствии. Что это значило, в соответствии с наступающей смертью, моей наступающей смертью, близко ли она, далеко, и что она такое, я молод, молодой. Ты этого времени не переживешь. Я посмотрел на него. Он полагал, что я его понял. Может и понял. Что-то такое, я об этом и говорю. Он мог это видеть, его глаза вглядывались в меня. Но больше он ничего не сказал.
Благочестивым он не был. Был ли он духовным человеком, не знаю. Некоторые говорили, злым. Я не понимаю зла, этих понятий. Жажда в нем, да, но что это была за жажда. Не жизни, он ведь тоже умер бы и тоже это знал. Детей у него не было.
Я ничего особенного не чувствовал.
В отличие от других, которые использовали бы такое знание против меня и других, всегда питая подозрения, все время
Его высоко ценили, коллеги, старшие.
Да.
Зла я не понимаю.
Что такое выбор, есть ли тут выбор, что под ним понимается, что люди знают, наши люди не знают. Если такие люди есть, то которые, могу я с ними познакомиться, нельзя ли нашим людям узнать этих других.
Бремя доказывания лежит на нас. Эти люди много себе позволяют, думая, что это мы так выбрали. Они много себе позволяют, как наши дети.
Ну и что. Агентства, может быть, международные
наши дети.
И помимо того, к чему еще это могло привести, как не к разжиганию, страстей, которого я стану свидетелем, и чьих еще, как не его собственных людей, он мог бы и не позволить этого. Почему? Почему мы не можем позволить тем, кто близок нам, тем, кто с нами, понять, что эта страсть присутствует, вечно присутствует. Впрочем, мне – да. Мне предстояло выслушать его историю, я бы и выслушал его историю, конечно, узнать его жизнь, да. Человек действия. Да. Мы все, мужчины и женщины, все.
Я уже говорил, как, когда он придавил меня коленями, прижал к полу, то от него смрад, пот, моча, может он совершал насилия, но он насилий не совершал, только смрад, если бы было так
но теперь и глядеть на меня не мог и сказал, На полу у твоей головы, там копошатся насекомые. Я их раздавил, трех четырех пятерых, целую семейку. Тут под твоей головой деревянные доски. Не исключено, что насекомые выползли из них, это возможно. Однако эта семейка вылезла из твоей головы, из ушей. Ты уши чистишь? Люди совсем не проверяют ушей, почему так? Существует желание убить тебя. Можно мы это сделаем? Я представитель. Если ты составляешь проблему, на ком лежит это бремя? Что ты на это скажешь?
Читать дальше