Александр Яковлев - Осенняя женщина [Авторский сборник]

Между тем вдруг резко выяснилось: двухдневные разговоры в палатке под дождь опустошили запас консервов и табака. Таежный чистый воздух и безделье живо напомнили о себе. Хотелось есть и курить. Особенно курить.

Вот мы и ели — оставшуюся манную крупу, из которой так и не удосужились сварить кашу. И теперь набирали в рот сухую манку, ждали, пока слипнется в ком и разбухнет, лениво жевали.

Кто-то может спросить: как же так, в тайге, а без грибов, рыбы, дичи? Мы сами себе задавали этот вопрос. И чем дальше, тем чаще и с усиливающейся интонацией упрека небесам.

Грибы, ягоды и прочий подножный корм исчезли из окружающего пространства бесследно, словно мы продвигались вдоль густонаселенного дачного кооператива.

Наши рыболовные снасти никогда не имели дело с быстрой водой и напрочь отказывались снабжать наш стол.

О винтовочке нашей я уже упомянул. Как-то, в припадке голодного отчаяния, Б-ский, не целясь и, кажется, без очков, попал в крохотную птичку, сидевшую высоко на дереве метрах в тридцати от нас. Громко урча, мы ощипали несчастное пернатое и бросили не шибко упитанную дичь в котелок с булькающим рисом. Предполагалось, что на ужин у нас будет плов. Увы. Стремительно покончив с разваренной рисовой кашей, мы так и не обнаружили в ней ничего, что хотя бы отдаленно напоминало крылышко или ножку…

Делая короткие остановки на редких отлогих берегах, пили чай с остатками сгущенного молока. Вместо табака растирали сухие травы, делали фантастические смеси «а-ля ориенталь». На плоту сворачивали огромные самокрутки. За борт относило густые клубы ядовитого дыма. Тайга чихала, приближая пороги.

На общем собрании искателей приключений приняли решение пороги обойти берегом. Ну их, эти пороги… В другой раз пройдемся по ним.

Но решение осталось невыполненным. И не из-за нашей удали. Боже упаси. До сих пор содрогаюсь. Мы просто прозевали тот момент, когда река, постепенно ускоряясь, вдруг втянула нас в сумасшедший ток.

Малая осадка плота, которой мы так гордились и которая позволяла плавать в чайном блюдце, сыграла с нами злую шутку. В блюдце нет такого течения. А плот, как выяснилось, настолько верткий, что мы не смогли выгрести к берегу. Лишь лопасти с весел порастеряли. И несущийся на камни плот стал неуправляемым.

Мы влетели в грохочущее буйство, как туалетная бумага, сносимая ревущим потоком из бачка. Плот несло и трепало, как ветку, но зато и был он так же непотопляем. Мы вцепились в жерди каркаса, и теперь среди мириадов радужных брызг мотались лишь наши всклокоченные головы. Плот налетал на камни, разворачивался, и тогда нас несло спиной вперед. Черт знает куда. Река перла нас на себе, ни о чем не спрашивая, свирепо продираясь сквозь каменный оскал порогов.

Мы так и не поняли, где же находились именно те пороги, которые на карте обозначались восклицательными знаками.

После порогов река тут же устало разлилась, сразу заметно сбавив скорость.

Нам удалось пристать к берегу, орудуя рукоятями от весел. Мы обсушились у костра и заготовили шесты для дальнейшего плавания.

Теперь, после бешеной гонки и пережитого, курить и есть хотелось зверски. Но оставалось лишь плыть дальше, дымя опостылевшими травяными самокрутками, начисто лишенным никотина.

Часа через три такого замедленного и унылого сплава мы увидели на возвышенном правом берегу за деревьями крыши строений.

— Усть-Лыпья…, - благоговейно выдохнул Б-ский. — Баба Сима. — Слова звучали древним заклинанием. — Баба Сима! Не пропадем!

Река еще пару раз вильнула, и показался пологий спуск к реке, переходящий в широкий заливной луг.

На лугу сутулый дед в широкополой шляпе ритмично двигал косой. На поясе сзади висела дымящаяся жестянка, из которой нехотя поднимались сизые струйки и лениво обнимали спину старика, оберегая от комаров. На расспросы дед не отвечал, исподлобья осматривая нас и не переставая косить.

Мы двинулись вверх, к избам.

Ближайшая к реке выглядела ладно обстроенной и обжитой. Ухоженные картофельные грядки большого огорода радовали глаз и вселяли надежду.

От огорода навстречу нам выскочила сухая лаечка. Припав к земле, она устремила в нашу сторону острую мордочку с чуткими ушами и внимательным взглядом темных глаз. Но, принюхавшись, доверчиво прыгнула вперед, на знакомые запахи леса, дыма, воды.

У дверей в сени вились еще две поджарые лайки, почерней и покрупнее первой. При виде незнакомцев они дружно и коротко взлаяли.