Александр Яковлев - Осенняя женщина [Авторский сборник]

— О чем же?

— О разном, — не стала уточнять Мадлен. — О многом разном. вот раньше, когда мы гуляли с мамой…, - она осеклась, словно затронув запретную тему.

— Тогда, может быть, мне будет дозволено проводить вас? — предложил Людовик.

— О нет! — воскликнула Мадлен. — Это все равно нехорошо, с незнакомым… Как и одной.

— Мы, в общем-то, знакомы, — напомнил Людовик.

— Нет, — торопливо сказала она. И извиняющимся тоном добавила: — В другой раз, хорошо? А теперь я, пожалуй, побегу домой. Наверное, уже хватились.

И она быстренько зашагала в сторону графского поместья. Людовик проводил ее хрупкую фигурку, мелькающую среди высокой травы и кустарника задумчивым взглядом. У самых ворот девочка вдруг обернулась и помахала рукой, будто зная, что он стоит и смотрит вслед…

После ужина он взял с собою наверх запас свечей, расставив их по всему дядиному кабинету. Но зажег лишь ту пару, что в подсвечниках стояли по краям стола. Между ними, на вчерашней странице раскрыл он ту же инкунабулу.

— Испытай силу слов! — пробормотал он, разглядывая по-прежнему недоступные пониманию символы, знаки и буквы.

За дверью послышался скрип ступеней, причудливые голоса. Людовик захлопнул книгу, но тут же устыдился собственного поступка.

— Кого мне бояться? — с вызовом, но все же негромко произнес он.

— Мой господин, — пропел за дверью голос Марты, — к вам отец Франсуа.

Людовик подошел к двери и широко распахнул ее.

— Да, да, прошу вас, святой отец, — проговорил он в полумрак лестницы.

Марта отступила в сторону, пропуская высокую темную фигуру. Людовик склонил голову, и вошедший благословил юношу.

— Я узнал о вашем приезде от его сиятельства, — звучным баритоном произнес священник.

Людовик поднял взор и увидел перед собой очень молодо выглядевшего мужчину.

— И счел своим долгом посетить ваш дом, — продолжил отец Франсуа, оглядывая кабинет зорким взглядом, не упускающим и мелочей.

— Добро пожаловать в мое скромное жилище, прошу садиться, настороженно сказал Людовик, чувствуя неясную опасность, исходящую от аскетической фигуры гостя. — Собственно, я завтра собирался отправиться в храм…

— Как странно, — прервал его отец Франсуа, не принимая приглашения сесть. — Прошло столько лет, а словно вчера я вошел в эту комнату, столь же слабо освещенную. И на столе лежала та же книга. И ваш несчастный дядюшка, — он пожевал тонкими губами, — так же заверял меня, что вот-вот посетит дом Божий. Но, увы…

Святой отец, перебирая бусинки четок, что-то зашептал.

— Вы часто встречались с дядюшкой? — спросил Людовик, разрушая благочестивое настроение минуты.

— Корю себя за то, что реже, чем следовало, судя по последствиям, скорбно констатировал священник.

— На мой взгляд, — негромко проговорил Людовик, — дядюшка не заслуживал таких последствий.

— Не нам судить, сын мой, — наставительно проговорил отец Франсуа. Как сказано в «Послании Павла к Римлянам»: «Всякая душа да будет покорна высшим властям». А ваш дядюшка, упокой Господи его душу, — перекрестился он, — был гордецом, дерзнувшим судить о мироустройстве по-своему. За что и был предан очистительному огню! Как любой нераскаявшийся сектант и еретик! — Решительно объявил он, обжигая Людовика взглядом фанатика. — И возблагодарим Господа, надоумившего его задолго до бесславной кончины перевести купчую на дом на ваше имя, иначе…

— Интересно, кто же написал на него донос, — сказал Людовик, похлопывая по кожаному переплету книги.

— Не донос, а денунциацию, — поднял палец отец Франсуа. — Так будет правильнее. И о том, что я собираюсь послать сию денунциацию, ваш дядюшка был своевременно уведомлен. И не раз. Не внял!

Людовик отвернулся к окну, дабы скрыть от взора священника цвет ненависти, свинцовой тяжестью плеснувшей изнутри в лицо. За окном до горизонта тянулось поле, безмятежно колышущее готовыми осыпаться тяжелыми колосьями. Средь волнующейся яркой желтизны двигались две фигурки. Одна из них — совсем маленькая.

Людовик повернулся к священнику и заговорил с внезапной яростью:

— Но апостол Павел определенно говорил: «Надо допускать секты». А в Евангелии указано: «Пусть сорная трава растет до жатвы»!

— Осторожнее, юноша, — заиграл желваками на впалых щеках отец Франсуа. — Не стоит ступать на скользкую стезю, по которой уже не удалось пройти вашему предшественнику. И никому не удастся, — грозно предостерег он, вперяя в собеседника длинный указующий перст.