Карлос Фуэнтес - Край безоблачной ясности

Другой мальчик, пониже ростом, в бежевой шерстяной куртке, грызет ноготь…

— Ну вот… Что я говорил? Я так и знал, что ты сдрейфишь.

— Понимаешь, друг, у меня мама останется одна…

— Ну и что ж, зато ты скоро принесешь башли в дом.

— Да, но она хочет, чтобы я получил образование и сделал карьеру. Знаешь, как она, бедная, работает, чтобы я учился. Если я не вернусь из школы, она с ума сойдет.

— Работают одни дураки, старина! Мы с тобой ребята не промах. Только в этом поганом городе нам нет ходу. А в Сьюдад-Хуарес — сам увидишь…

— Ну, а ты уже говорил с этим твоим двоюродным братом, который нас озолотит?

— Нет, но ты увидишь, это свой парень. Там у него кабаре со всякими штучками-дрючками — развлекайся себе и загребай денежки. Здесь что? Прикинь-ка: еще год сидеть, как дураки, в школе, два на подготовительном и пять или шесть в университете. Выходит, еще девять лет ходить без гроша в кармане и выслушивать всякую нудь от учителей, которые только дурят тебе голову. Ну нет, друг. Если ты родился для этого, оставайся здесь. Я уезжаю в Сьюдад-Хуарес.

Низкорослый толстенький мальчик хмурит лоб и опускает глаза. Второй, стройный, нервный, причесывает свой черный хохолок и приглаживает рукой волосы на затылке.

— Поганый город! Здесь кончишь чистильщиком ботинок. Видал, сколько тут молодчиков с машинами, Мемо? Разве ты да я можем с ними тягаться? Думаешь, подцепишь стоящую девчонку, когда ковыляешь на своих двоих? А-а-а-а… ты ведь еще никогда не пробовал бабу, рукосуй!

Толстенький стыдливо смотрит на товарища.

— Имей в виду, друг, на Севере надо не теряться.

Икска Сьенфуэгос идет по направлению к улице Тонала и встречается глазами со стройным, нервным мальчиком. Тот отвечает на взгляд Икски угрюмым и вызывающим взглядом.

— Вот так здесь все на тебя смотрят, Мемо. С жалостью, сверху вниз. Нет, я от других не отстану! Мы еще заткнем за пояс всех этих столичных пижонов, когда вернемся!

И мальчики, засунув руки в карманы, переходят через улицу, лавируя между трамваями и машинами.

— Ведь он вам обо мне не говорил, правда? Как же вы узнали обо мне?

он слишком нежен, слишком стыдлив; я не упрекаю его за то, что он не выставляет меня напоказ, наоборот, я предпочитаю, чтобы было так, как есть, — понимаете, мы всегда, кроме первого раза, виделись только наедине, с глазу на глаз, здесь. Словно наш мир не мог расшириться ни на сантиметр

— Вот там, где вы сидите, садится и он

и сначала дает мне почувствовать издали свое присутствие;

— …вы ведь на софе сидите, правда?

нет, я не упрекаю его за это и не стыжусь этого; для всего нужно определенное место, нужно определенное место и для того, чтобы наша любовь или ненависть устоялась и пустила глубокие корни, — иначе, боюсь, да, боюсь, мы были бы призраками; я чуть и не стала призраком; и я за то и благодарна Федерико, что он дал мне в полной мере изведать любовь и ненависть и оттого почувствовать себя человеком из плоти и крови, каким я себя чувствую теперь

— Ладно; этак я вам наскучу; не хотите ли чашку кофе? нет, я прекрасно знаю, где что: вот, например, там, где вы сейчас, софа кофейного цвета, а слева от вас камин — он только так, для украшения, не действует, — здесь стул, а посредине… но так я вам еще больше наскучу…

и чутье мне подсказывает, что вы хотите что-то узнать, верно? и я знаю, что вы этого заслуживаете; почему я это знаю? я тоже пришла издалека, мы с вами без слов понимаем, откуда; по-моему лицу вы волей-неволей должны это увидеть, разве нет? ведь мы выросли без слов, обходясь одними взглядами. Эти взгляды не так-то легко выдерживать, вы не находите? мы сами не можем долго переносить свое подлинное лицо… как бы вам сказать?.. есть лица, которые нас ужаснули бы и довели бы до крайних пределов во всех страстях, хороших и дурных, но это невозможно, вы так не думаете?.. ведь есть еще множество правил, которые нужно соблюдать, хорошенько следя за собой, чтобы не оплошать, чтобы не показать другим свое подлинное лицо и чтобы, увидев его со страхом и отвращением, они не изничтожили тебя. Да, я подозреваю у вас такой взгляд и чувствую, что вы подмечаете его у меня; поэтому я и знаю, что могу говорить с вами, что вы этого заслуживаете. Быть может, мы в чем-то похожи друг на друга. Бывают схожие люди; я хочу сказать, разные, но такие, какими должны быть, и этим-то не похожие на других. Но вначале я была такая же, как все, а жизнь моя — как стоячая вода. Моя мать была простая, бедная женщина, а я у нее незаконнорожденная, понимаете? и все мое детство я перебиралась из одной каморки с единственной кроватью, втиснутой между сундуками и вешалками со старой одеждой (которую нам иногда отдавали), в другую, такую же неказистую. Не очень-то весело мне жилось, сами понимаете: в нашем закутке негде было повернуться, а в комнаты я разве только украдкой заглядывала и всегда боялась попасться на глаза хозяйским детям и нарваться на какую-нибудь грубость, и знала, что день моего рождения мать держит в секрете, не смеет обмолвиться о нем хозяевам, чтобы не подумали, что она подарок выпрашивает, хотя нам и в праздники, даже на рождество, ничего не дарили. Но это неважно, и…