Елена Артамонова - Исповедь Дракулы

Огромная толпа собралась на поле у стен Тырговиште, тысячи взглядов были устремлены только на меня. Я всматривался в глаза простых людей и читал в них надежду. Мои подданные были достойны лучшей жизни и верили, что однажды она наступит. После того, как княжеская корона увенчала мою голову, я заговорил. Собравшиеся на поле люди замерли, затаив дыхание.

– Я, Влад Воевода, сын великого князя Влада, милостью Божьей господин земли Валахии обращаюсь к вам, жители моей страны. Отныне ваша судьба изменится к лучшему, а в Валахии воцарится справедливость. Отныне все мои подданные: и бедные, и богатые, будут равны перед законом, и ни один преступник не сможет откупиться золотом от своих злодеяний! Со временем мы станем сильнее и сумеем противостоять неверным. Мы защитим православную церковь и не отдадим наших детей османам! Всякий, кто исповедует православие, найдет защиту и покровительство на нашей земле, а те, кто осмелится придти к нам с мечом, от меча и погибнут! Мы сумеем отстоять свою веру и свои очаги, мы не покоримся врагу! Впереди нас ждет много испытаний, но мы с честью преодолеем их, мы выстоим, и наши дети будут жить в свободной стране, не зная голода, войны и страданий! Это обещаю вам я – Влад Воевода!

Напряженную тишину сменили ликующие крики. Всеобщий восторг захватил и меня, завертел в сумасшедшем вихре чувств, от которых перехватывало дыхание. Собравшиеся на поле люди были готовы последовать за своим князем хоть в само пекло, они свято верили каждому произнесенному здесь слову и, сами не ведая того, стали для меня источником неиссякаемой силы. Звучавшие отовсюду приветствия сливались в сплошной гул, а я смотрел поверх голов в сероватое небо, будто хотел встретиться взглядом с тем, кто неотступно следил за моим земным путем.

– Слава Владу Воеводе! Слава Владу Воеводе!

Кровь гулко стучала в висках. Господь избрал меня для великой миссии, и именно мне было предначертано освободить град святого Константина! Мне, Владу Воеводе, сыну князя Влада. Но слабая рука не может поднять священный меч, и валашский престол только первый шаг к достижению великой цели. Путь к подлинному могуществу тернист, не каждому дано пройти его до конца, но все же я уже вступил на него…

Обрамленные длинными ресницами глаза Лидии были совсем близко и от того казались бездонными. В них светились нежность и тревога. Алые губы что-то шептали, потом слова сменили поцелуи, тонкие руки обвили мою шею, ресницы защекотали щеку…

Не знаю, что прервало чудесный сон, но я резко проснулся, открыл глаза, узрев освещенную холодными рассветными сумерками комнату. Лидии не было рядом, однако сновидение оказалось столь отчетливым и ярким, будто неведомая сила перенесла ее сюда, стерев расстояние, разделявшее любящие сердца. Как-то Лидия говорила, что наши души половинки целого, и потому она способна улавливать мои тревоги, разделяя их и облегчая тем самым тяжкий груз забот. Кто знает…

Теплое чувство покоя и дома, подаренное сном, рассеялось, как дым, стоило только вспомнить о проблемах, связанных с моей невенчанной женой. Взгляд уперся в дубовые балки потолка, нависшие над кроватью словно перекладины виселицы. Письмо к горожанам Брашова, написанное несколько дней назад, но так пока и не отправленное, лежало тут же, в комнате. Оно перечеркивало нашу с Лидией любовь и надежду на счастье. Став правителем Валахии, я должен был исполнить свое обещание, привезти жену в столицу, обвенчаться с ней и назвать княгиней, формальные препятствия для этого отсутствовали, но на самом деле с приходом к власти, узел проблем затянулся как петля на шее. Смерть Хуньяди ничего не изменила – Ворон вновь пришел по мою душу, вынуждая предать любовь и веру. Но я все еще не отправил рокового послания, словно вопреки всему верил в то, что у меня осталась возможность выбора.

Я резко поднялся с постели, стараясь избавиться от мыслей про Лидию. Нынешний день мог принести мир, а мог обернуться войной, он являлся первым настоящим испытанием для новоявленного князя, и думать мне следовало именно об этом. Турецкие послы поспешили приехать в Тырговиште, и теперь все зависело от того, удастся или нет мне отстоять интересы Валахии, не слишком разгневав при этом султана. Только став князем, я впервые узнал правду о положении дел в своей стране, и все оказалось намного хуже самых мрачных предположений. Владислав оставил дурное наследство, – воевода почти потерял власть, растасканную боярами, в стране не было армии, а казна пустовала. Княжество мог взять голыми руками любой, кто пожелал бы это сделать. Кроме маленького военного отряда, с которым я пришел к власти, у меня не было ничего, если, конечно не считать княжеской печати и короны… Не знаю, сколь досконально Порта была осведомлена о том, что происходило в Валахии, но думаю, османы хорошо представляли, как обстоят дела в действительности. Я прекрасно понимал, что именно потребует от меня султан, и это вызывало злость. Даже теперь, будучи князем, я оставался для него таким же бесправным рабом, как когда-то в турецкой тюрьме. Послы придут ко мне с низкими поклонами, но на самом деле, это мне придется беспрекословно исполнять все требования хозяев. Султан Мехмед являлся властителем мира, и в этой ситуации смешно было говорить о самостоятельности маленькой Валахии. От князька «мумтаз эйялети» [24]ждали покорности, и, ослушайся я Порту, скорая расправа была бы неизбежна.