Алекс Тарн - Последний Каин

Я тоже подошел и, держа в руках рюкзачок, заглянул через полковничье плечо. Под окном неземным блеском сиял свежепротертый гранд-чероки. Чичкоффские тихари успели перевязать его крест-накрест атласной розовой лентой.

— Вот, — такого же цвета ленточка красовалась на автомобильном ключе, который Чичкофф мягко положил на стол. — Примите в знак спонсорского уважения к ратному труду… на благо… и вообще…

Казалось, что продюсер вот-вот прослезится от прилива чувств. Полковник опять кашлянул, немного подумал, затем снял фуражку и подумал снова, уже без нее. Мы терпеливо ждали. Наконец полковник вздохнул и осторожно положил фуражку на стол, прикрыв ею ключ.

— Что ж, — сказал он, берясь за телефон. — Приказ есть приказ. С округом не поспоришь… Алло! Кузнецова ко мне! Да-да, прямо сейчас! Выполнять!

Заспанный капитан Кузнецов отрапортовал прибытие минут через десять. Полковник мрачно кивнул.

— Слушай приказ, Кузнецов. Из округа, даже из Москвы. Страна и армия откомандировывают тебя в жаркие страны. В полное распоряжение вот этих товарищей. Как понял?

— Неужто на Кубу, товарищ полковник? Или в Анголу? А может, в эту, как ее… Венесуэлу? — капитан демонстрировал явную геополитическую подкованность, более характерную для давно уже минувших времен. — У меня жена скоро рожает, товарищ полковник.

— У всех рожает! Раньше думать надо было! — прикрикнул командир и тут же добавил, смягчившись. — Это ж на месяц всего. Успеешь еще роды принять… Эх, завидую я тебе, Кузнецов. Вырвешься на целый месяц из этой…

«Последние слова придется вырезать, — подумал я, выходя из кабинета. — Утречком займусь… а сейчас в постель, спать. Как я, оказывается, устал, Господи!»

Увы, лечь в постель не пришлось: вертолет уже ждал нас, молотя ночь лопастями. Но я отключился и так: просто свернулся калачиком на вибрирующем рифленом полу и… кто-то сильно тряс меня за плечо. Я приподнял гудящую голову и открыл глаза. Мы были уже на земле. По лугу стлался туман, в десятке метров от вертолета серело большое шоссе. Мимо, предостерегающе загудев, пронесся грузовой фургон. Надо мной склонился чертов Чичкофф, свежее стоявшего вокруг раннего степного утра.

— Вставайте, господин Селифанский, пора.

— Где мы?.. — хрипло выдавил из себя я.

— Калмыкия. Сто четырнадцатый километр республиканской автострады. А нам нужно на сто двадцатый. Вставайте, машина ждет… — он усмехнулся. — И захватите с собой камеру, господин оператор.

— Камеру? — кое-как собрав себя воедино, я выпрыгнул наружу. — Ну вы даете… кастинг в такую рань… А где капитан?

— По дороге к месту сбора, — отвечал Чичкофф с оттенком нетерпения в голосе. — Давайте, давайте… А рань — понятие относительное, господин Селифанский. Особенно для ночного придорожного кафе.

Название придорожного кафе «Укати» выглядело удачным, ибо отражало одновременно и характер клиентуры, и имя владелицы. Что же касается всего остального, то наверняка заведение знавало много лучшие времена. Когда мы на двух машинах подъехали к его воротам, нас встретила красноречивая картина разрушения — скорее всего, совсем недавнего. Сорванная с петель дверь валялась на земле; сквозь разбитые стекла окон виднелись опрокинутые столы, разломанные стулья и раскрошенные вдрызг бутылки бара. В воздухе стоял стойкий запах разлитого спиртного. На ступеньках, пригорюнившись, сидела женщина лет тридцати в разорванной кофте и с синяком под глазом.

Чичкофф вышел из машины.

Правая щека его бодро подергивалась.

— Привет, Катя, — приветствовал он женщину. — Я вижу, кто-то у тебя тут хорошо погулял.

Катя подняла голову. Если бы ненависть в глазах могла жечь, то мой работодатель вспыхнул бы в тот же момент ярчайшим факелом. Но Чичкофф только ухмыльнулся.

— Сволочь! — тихо проговорила хозяйка кафе. — Какая же ты сволочь! Что ты здесь делаешь, гад? Приехал посмотреть, что наделали твои бандиты? Вот, смотри, любуйся!

Она вскочила на ноги. Два чичкоффских тихаря передвинулись поближе. Их тренированные правые руки подрагивали у пояса, готовые извлечь и нажать. Как это он говорил мне совсем недавно? — «Я не принимаю отказов…» О, да. Судя по виду кафе «Укати», отказов господин Чичкофф действительно не принимал. Я взял Катю крупным планом. Я всего лишь оператор, вы помните?

— Посмотреть? — переспросил продюсер. — А на что тут смотреть, Катя? Чем любоваться? Этот калмыцкий пейзаж невыносимо скучен моему сердцу художника. Моя тонкая артистическая душа болит при виде твоих слез. Я всего лишь приехал узнать, не передумала ли ты. И поверь мне, я буду приезжать, пока ты не передумаешь.