Богомил Райнов - Странное это ремесло

— Естественно, — ответил я. — И предупреждаю: если вы не отступитесь, я проделаю то же самое с остальными фигурками.

— Двадцать тысяч от дамы в центре… Двадцать тысяч — раз… два раза… — продолжал выкрикивать аукционист.

— Двадцать пять тысяч! — крикнул я, желая показать «даме в центре», что мои слова — не пустая угроза.

И она капитулировала. В компенсацию я дал ей возможность получить за гроши все три грации.

— Вы должны быть мне благодарны, я помогла вам получить за бесценок чудесного Менье, — сказала дама, когда мы отправились в соседний зал за своими покупками.

— Я вам действительно благодарен, что вы нагрели меня только на пятнадцать тысяч, — ответил я. — Если б вы молчали, он достался бы мне сразу же за десять.

— Да он стоит самое малое сто тысяч!

Я это знал. Но знал также, что она все рассчитала: убедившись в том, что Менье от нее уплывет, она решила не дать уплыть хотя бы клиенту. Потому что там, на пригородном рынке, между нами было полное взаимопонимание и я был одним из немногих ее постоянных покупателей.

Некоторыми своими успехами на аукционах я был обязан чистому случаю, особенно в начале сезона или к концу, когда и торговцы и коллекционеры поглощены пред— или послеотпускными заботами. Ведь во Франции отпуск — и для богача и для бедняка — наиболее крупное событие в году. Похоже, что одиннадцать месяцев горожанин только тем и занят, что строит планы, приносит жертвы и копит деньги ради того единственного, двенадцатого месяца, который и являет собой истинную цель его пребывания на сей земле.

Само собой, успехи мои были весьма скромны, не шли ни в какое сравнение с теми операциями, какие удавались крупным коммерсантам — таким, например, как один мой знакомый грек.

Жил он в Нью-Йорке, и с национальностью дело у него обстояло довольно сложно: грек по рождению, он имел американское гражданство, женат был на болгарке, а торговал картинами французских мастеров. Я познакомился с ним через его жену. Это был человек уже в годах, довольно сдержанный для южанина и очень ловкий в торговых сделках. В Париж он прилетал раза два-три в году, чтобы закупить товар, и при встрече всегда расспрашивал меня, что нового на рынке, зная, что я регулярно совершаю обходы картинных галерей и магазинов.

— Я слышал, на нью-йоркских аукционах тоже бывают интересные работы, — сказал я однажды.

— Да, но слышали ли вы, какие там цены? Я не собираю коллекций, я вынужден торговать.

— Неужели вам никогда не удается выгодно приобрести что-либо?

— Очень редко. Два года назад выпал мне такой шанс. Аукцион должен был открыться вечером, а у меня случайно было в том же районе одно дело, так что к моменту открытия я оказался совсем рядом. И вот тогда-то во всем городе погас свет. Авария длилась минут десять, не больше, но вы представляете себе, какой наступил хаос. На улицах заторы, пробки в метро… И когда аукцион начался, в зале было лишь несколько человек. Я зашел ради одной обнаженной натуры Ренуара, на которую у меня был покупатель, она пошла с торгов одной из первых. И досталась, само собой, мне, причем всего за тридцать миллионов — просто не нашлось серьезных конкурентов. На другой же день я продал ее за восемьдесят миллионов. Но такое, конечно, бывает не каждую неделю и не каждый год.

Грек не питал никакого пристрастия к искусству, он — как выразился бы Леконт — мог с таким же успехом продавать бюстгальтеры, а не произведения живописи. Интересовало его только имя автора, сюжет картины и размеры холста.

— Не попадался вам Мурильо? — спрашивал он.

— Нет, но на Сен-Жермен есть «Мадонна» Моралеса, — отвечал я.

— Моралес меня не интересует.

— Я думал, вы ищете испанцев.

— Только Мурильо. И только детские портреты. А что вы в последнее время видели из импрессионистов?

— В Романской галерее есть натюрморт Ренуара, розы.

— Розы меня не интересуют.

— Но ведь это Ренуар.

— Да, но розы мне не нужны.

— Есть еще два эскиза Дега.

— А что на них?

— Лошади.

— Лошади меня не интересуют. А еще что-нибудь, пусть более старое?

— В Фобур Сент-Оноре я на днях видел прелестный пейзаж Добиньи.

— Надо будет взглянуть. Размеры?

— Довольно большое полотно. Примерно восемьдесят на метр двадцать.

— Тогда оно меня не интересует.

Однажды я сообщил ему, что видел в одной частной коллекции эскиз маслом Рубенса.

— У владельца финансовые затруднения, он просит сорок миллионов. С экспертизой и полной гарантией.