Богомил Райнов - Странное это ремесло

— Господин справа… Три тысячи сто… — провозгласил аукционист, мгновенно заметив мой жест.

Несколько человек снисходительно взглянули на меня, но зал оставался по-прежнему равнодушен к творчеству Рафаэлли.

— Три тысячи сто… Три тысячи сто — раз… Два раза… Кто больше? Нет желающих?

Рука в третий раз взмахнула молоточком, и я уже ожидал резкого, сухого удара, который сделает меня собственником пяти офортов, когда с другого конца зала донесся спокойный, четкий мужской голос:

— Пять тысяч…

— Пять тысяч… Господин слева… Пять тысяч — раз… — выкрикнул аукционист, мельком взглянув на меня.

Я опять кивнул, и человек с молоточком оповестил, что господин справа дает пять тысяч пятьсот. Снова взмах молоточком, и снова с другого конца зала тот же голос отчетливо произнес:

— Семь тысяч!

Я не повернул в его сторону головы, самолюбие не позволяло подобного любопытства, и лишь опять кивнул, когда аукционист взглянул в мою сторону.

— Семь тысяч пятьсот… Господин справа дает семь тысяч пятьсот… Прошу поторопиться, аукцион только начинается… Кто больше?

Торг продолжался. Я впервые ощутил обычный для любого аукциона и для любого дебютанта азарт, глухое раздражение против незнакомого соперника и чувство оскорбленного достоинства перед совершенно незнакомой тебе публикой, на которую, в сущности, не следовало бы обращать никакого внимания.

Торг продолжался до тех пор, пока три тысячи не превратились в семьдесят и пока я, хоть и смутно, не сообразил, что собираюсь уплатить за Рафаэлли значительно дороже, чем у месье Мишеля с набережной Сен-Мишель.

— Семьдесят пять тысяч… Господин слева… Семьдесят пять тысяч — раз… Два раза… Кто больше?

Аукционист снова метнул в мою сторону быстрый взгляд, и я снова мотнул головой, но на этот раз отрицательно. Резкий стук молоточка по кафедре — и единственным утешением прозвучал у меня за спиной женский голос:

— Семьдесят пять тысяч за пять гравюр Рафаэлли… Вот уж поистине верх идиотизма…

Я разделял это мнение и все-таки был не в силах отогнать то гадкое чувство, какое всегда терзает побежденного. И хотя на аукционе предлагались и другие, гораздо более заманчивые вещи, и первоначальные цены были соблазнительно низки, и даже окончательная цена бывала порой довольно умеренной, я до самого конца хранил молчание, опасаясь, что, если я опять вступлю в игру, она опять разгорится.

Это опасение было не безосновательным. На одном из следующих аукционов история повторилась почти в точности, да еще из-за серии политических литографий Стейнлейна, которые в то время еще совершенно не котировались на рынке. А неделей позже я еле успел вовремя отступиться от офорта Форрена, который грозил войти в мою коллекцию по цене, вдвое превышающей нормальную.

После чего я дал себе клятву, что отныне мое участие в аукционах ограничится ролью зрителя.

Несколько месяцев спустя я зашел в магазинчик гравюр возле Люксембургского дворца. Он помещался на втором этаже, я случайно обнаружил его по небольшой вывеске у входа. Меня встретил немолодой владелец, месье Рокетт, к которому я и в дальнейшем, случалось, заходил поболтать.

— Боюсь, что не сумею быть вам полезным, — сказал он выслушав мои объяснения.

На языке коммерции это означало «боюсь, что не смогу заполучить ваши денежки». И действительно у месье Рокетта продавались исключительно гравюры исторического и географического характера — пейзажи, виды городов и различных департаментов Франции, соборы, дворцы, портреты выдающихся личностей и прочее. Тем не менее он разрешил мне порыться у него в папках и был явно доволен, когда я отложил для себя несколько сатирических литографий тридцатых годов прошлого века. Судя по всему, его коммерция находилась отнюдь не в периоде расцвета и уж, во всяком случае, вряд ли имела шансы пережить своего немолодого хозяина.

— Что вы хотите… Все труднее становится раздобыть товар… — говорил месье Рокетт, пока я просматривал папки. — Какие времена, а? Не у кого купить, некому продать…

— А в Отеле Друо вы не бываете?

— В этом вертепе? У этих бандитов?.. — негодующе воскликнул он. — А вы бываете?

— Довольно часто.

— И часто покупаете?

— Пока еще ничего не купил.

— Вот видите! И ручаюсь — не купите. Если только не горите желанием вышвырнуть большие деньги за всякую дребедень.

— Да, но некоторые там покупают.

— А известно вам, кто они? Богатые коллекционеры, которые не знают, куда девать деньги. Или же те бандиты.