Хуан Марсе - Чары Шанхая

Желая сменить тему, он добавляет, что город ему очень понравился и что он хотел бы остаться здесь насовсем, устроиться на работу в какую-нибудь компанию, принадлежащую Леви, и в ближайшее время собирается обсудить этот вопрос с Чарли Вонгом, деловым партнером ее мужа. Чень Цзин слушает рассеянно. Она достает из сумки зеркальце и задумчиво любуется своим отражением, затем длинным блестящим ногтем мизинца проводит по алому контуру в уголках рта, убирает зеркальце и, глядя на дорогу, с улыбкой говорит:

— Так, значит, вы ни на минуту не дадите мне остаться одной?

Ким искоса рассматривает ее тонкий профиль и внимательный притворно равнодушный глаз под неподвижным тяжелым веком.

— Я этого не говорил.

— Но вы позволите мне отлучаться хотя бы в дамскую уборную, не так ли? — улыбается она.

Ким смеется, отметив, что у нее вполне западный, несвойственный китаянкам юмор; она так молода и красива, ей нравится кокетничать и шутить — несомненно, ее научил этому Мишель… Однако Чень Цзин не шутит и не кокетничает, в чем нам скоро предстоит убедиться. Когда они приезжают в отель, она вспоминает, что у нее есть для Кима хорошая новость: муж позвонил из Парижа и сказал, что вчера ему сделали первую операцию, которая прошла успешно. Ким искренне обрадован, однако в голосе Чень Цзин ему слышится плохо скрытое нетерпение, словно ей хочется поскорее сообщить эту новость и заговорить на другую тему.

Коктейль в «Катае» устроен французскими промышленниками и финансистами в честь полицейского начальства и властей этого района, само собой, купленных с потрохами. Всеми делами здесь заправляет бессовестный бандит-китаец по имени Ду Юэшэн, больше известный как Ду Большие Уши… Впрочем, о нем я расскажу вам позже. Праздник, как я уже упоминал, проходит в роскошной зеленой гостиной на восьмом этаже, где собрался весь цвет шанхайской иностранной колонии, густой запах жасмина, доносящийся с террасы, смешивается с ароматом самых разнообразных и изысканных духов. В углу, на небольшом возвышении перед микрофоном стоит одетая во все зеленое молодая китаянка. Держа в руке, обтянутой зеленой перчаткой, длинный зеленый мундштук с зеленой же сигаретой, она поет тонким голоском «I Get a Kick Out of You» [17] Я от тебя без ума (англ.). под аккомпанемент пианино, за которым сидит негр в белом костюме. Какой-то развязный американец, выпив больше, чем следует, подходит к певице и, громко хохоча, предлагает ей стакан мятного ликера.

Неотразимая Чень Цзинфан окружена всеобщим вниманием. Она любезно отвечает на вопросы о здоровье мужа, а затем представляет Жоакима Франка, испанца, близкого друга Мишеля, который только что приехал из Парижа. Не желая утомлять ее своим присутствием, Ким оставляет девушку в компании друзей и подходит к стойке за бокалом вина. Там он встречает Вонга и говорит, что в будущем хотел бы устроиться на текстильную фабрику. Вонг в курсе его планов, однако считает, что правильнее было бы дождаться возвращения Леви и обсудить это дело вместе. Безусловно, он может рассчитывать на его помощь:

— Мишель сказал, что вы знакомы с инженерным делом, а главное, вы для него как брат.

Чуть позже, в разгар душной июльской ночи Ким обнаруживает Чень Цзин в другом конце гостиной, где она мило беседует с высокопоставленными китайскими сановниками, и, глядя на нее издали, невольно любуется ее совершенной холодной красотой, а вскоре, услышав песню, которая напоминает ему счастливейшие часы, проведенные с твоей мамой, просит прощения у Чарли Вонга и выходит на террасу со стаканом виски в руке, чтобы увидеть с высоты небоскреба бульвар Банд, волшебный город под усеянным звездами небом, пристань и тихую реку, где отражаются неоновые огни, похожие на пестрых светляков. Он чувствует под мышкой знакомую тяжесть оружия, которая напоминает о кровавом прошлом, а также о тайной цели: убить человека, недостойного того, чтобы жить, а уже затем наладить свою собственную жизнь в далеком прекрасном городе; этот последний выстрел навсегда избавит его от привычной тяжести под мышкой, а заодно освободит измученную память. «Отличная возможность», — повторяет он, стараясь себя приободрить. Сжимая в руке ледяной стакан, он облокачивается на парапет роскошной смотровой площадки; он очарован музыкой и ароматом жасмина, на душе легко, он чувствует себя молодым и полным жизни, он рад этому новому повороту судьбы, верит в удачу и кажется себе неотразимым в элегантном смокинге — отличный момент на миг оглянуться назад, на пройденный путь, Ким, наш долгий скорбный путь надежды, усеянный ловушками и переполненный ложью, в конце которого ты, к счастью, вновь встретил старого друга Мишеля Леви; задумавшись, ты понимаешь, что оставил за спиной не только горечь поражения и утраченные иллюзии, не только погибших товарищей, но и тех, кому предстоит умереть, отважных и безрассудных ребят из Тулузы и других городов на юге Франции, которые в отчаянии вновь и вновь пересекают границу, сжимая в руке пистолет все с той же безумной решимостью, знакомой некогда и тебе; ты видишь кровь, что пролилась в прошлом и прольется в будущем, кровь, кипящую в жилах твоих товарищей, и наверняка думаешь о Денисе и его Кармен — они пытаются обрести счастье в каком-нибудь уютном уголке Франции, и вспоминаешь Нюаляра, Бетанкура и Кампса, гниющих в тюремных застенках или, быть может, уже расстрелянных, вспоминаешь о бесполезных жертвах, которые никто никогда не зачтет, о мужестве и самоотверженности, которые никогда никого не спасут и никому не принесут пользы, и, кто знает, быть может, вспоминаешь также обо мне и моих фальшивых документах, о бедняге Форкате с чернильными пятнами на пальцах, мертвеце, вернувшемся в город мертвых… Но ведь существуют и другие, говорит себе Ким, те, чье отчаяние еще глубже, кто сдался и ожидает одного — что пройдет время, след их сотрется, и настанет день, когда забвение поглотит навеки и их самих, и их детей. Если бы вы, подобно мне, умели читать мысли Кима, вы бы узнали, что сейчас он думает как раз о тех, кто остался там, на другом конце света, он хочет сказать нам, что нельзя предаваться отчаянию, уступать невзгодам, болезням и даже черному дыму этой трубы. Жизнь иной раз становится невыносимо тяжела, и не так уж плохо, если человек сам себя немного обманывает, по секрету тешит себя какой-нибудь мечтой… Вот о чем размышляет Ким, сидя со стаканом виски в руке на террасе «Катая» и любуясь шанхайской ночью; до него доносится дыхание города, горячее и влажное, словно пар из ноздрей смирного сонного животного, но тут он внезапно вспоминает, что уже давно не видит Чень Цзин.