Хуан Марсе - Чары Шанхая

— Хочешь послушать шум у меня в легком? — спросила Сусана.

— А его можно услышать?

— Ну конечно, дурачок. Подойди сюда. Сядь рядом. Да не бойся, мои микробы на тебя не перепрыгнут…

Она откинула голову и велела мне приложить ухо к левой ключице. Я осторожно опустил голову ей на грудь и прислушался, затаив дыхание. В этот миг она взяла мою голову обеими руками, опустила чуть ниже, затем осторожным, но настойчивым движением сдвинула в сторону и прижала к левой груди.

— Слышишь что-нибудь? — спросила она, но я различал лишь собственное взволнованное сопение. — Что с тобой, дуралей, ты, никак, чихнуть собрался?

— Мне кажется, я что-то слышу там, внутри, только не знаю, что это…

— Есть шум или нет? Положи голову пониже, вот сюда… Говорят, это как свист. Слышишь?

— Свист?

Наконец я уловил, как бьется ее сердце. Свое я тоже слышал вполне отчетливо.

— Ты говоришь, это как свист?

— Да, именно так я говорю. Ты что, оглох?

— Я что-то слышу… но на свист не похоже. Сейчас, подожди минутку…

— Точно тебе говорю, свист. Прижми ухо покрепче, дурень. Ну как, слышно? — Она чуть передвинула мою одурманенную голову и прижала ее покрепче к груди, которая обжигала меня, словно лед. — Что с тобой, у тебя вата в ушах или ты глухой, как тетерев?

Горячая волна захлестнула мое лицо, и мной овладело растущее беспокойство, словно сквозь высокую грудь Сусаны разрушенное легкое передавало мне свой болезненный жар и дремлющую в нем грозную болезнь. Моя щека касалась ее нежной упругой груди, плотного соска, и я закрыл глаза, однако Сусана, казалось, была занята совсем другими мыслями, она не отстранялась и не отталкивала мою горячую голову, но тон ее был холоден и резок.

— Что-нибудь различаешь? Ну-ка, прислушайся. А здесь? — Ее руки снова передвинули мою голову, и сосок, с каждой минутой все более напряженный, по-прежнему покалывал мне щеку сквозь тонкую ткань сорочки. — Теперь слышишь? А сейчас? А здесь?…

— Что-то слышу, но не очень отчетливо…

Я опять засопел.

— Ты что, уснул? — Она взяла мою руку и прижала ее к своему лбу. — Чувствуешь, какая температура? Черт, опять поднимается… Ну как, все еще ничего не слышишь?

— Сейчас, кажется, слышу. Подожди-ка…

— Хватит, иди теперь горло прополощи!

Она резко оттолкнула мою голову и, заметив мое раскрасневшееся лицо и возбужденный блеск в глазах, расхохоталась, притянула к себе плюшевого кота, повернулась ко мне спиной и включила приемник.

Потом она привстала, поправила постель и разгладила простыню, а я уселся обратно за стол.

— Послушай, Даниэль, — сказала она через некоторое время, уже лежа в кровати. — Знаешь, что я думаю?

— Что?

— Там, на другом рисунке — на хорошем — ты должен меня нарисовать в таком же платье, как у Чень Цзин. Мы сделаем отцу сюрприз… В красивом облегающем платье с разрезами на юбке. Я хочу, чтобы ты нарисовал, как я лежу, закрыв глаза, вот так, смотри… Ты слушаешь меня, дурачок? До чего ж ты странный мальчик!

— Прости… А какого цвета оно должно быть?

— Зеленого, — ответила она. — Или лучше черного, из натурального шелка… Нет, зеленого, только зеленого. Без рукавов и с высоким воротничком-стойкой. А что ты думаешь? Ты меня слушаешь или нет?

Я по-прежнему ощущал на щеке восхитительно-нежную упругость ее груди и не мог, не хотел думать ни о чем другом. Сусана и не настаивала, размышляя о чем-то своем, а чуть позже мне показалась, что она задремала, обхватив руками кота, однако вскоре я заметил, что глаза у нее приоткрыты и она насмешливо меня рассматривает из-под одеяла.

Когда стало теплее, Форкат перестал топить плиту, хотя на ней по-прежнему дымилась кастрюля с эвкалиптовым отваром, который он готовил на кухне. Воздух на террасе должен быть влажным — так советовал доктор Бархау. Однажды вечером, придя в особняк позже обычного, я столкнулся в дверях с сеньорой Анитой, собиравшейся на работу. Она сказала, что у Сусаны сейчас сеньора Конча, а Форкат спит. Я заглянул на террасу. Жена капитана, склонившись над Сусаной, натирала ее обнаженную спину полотенцем, макая его в кастрюлю с отваром бузины. Толстуха Бетибу утверждала, что эти процедуры разгоняют легочную жидкость и улучшают кровообращение, а также делают еще нежнее кожу хорошеньких девочек. Стоя спиной к двери, она не видела, как я вошел, но Сусана, лежавшая на кровати в спущенной до пояса сорочке, заметила меня краем глаза и, пока Бетибу растирала ее покрасневшую влажную спину, смотрела на меня пронзительным недобрым взглядом. Когда же толстуха, шлепнув ее по попке, сказала по-каталонски: