Артур Чёрный - Мир всем вам

Да, мои глаза были открыты на это безумие, но как болело по нему сердце!.. Как металось в тоске по прошлому, как не хватало ему место в груди…

Через год после Чечни я вновь потянулся к стихам. К поэтической той отдушине, без которой мне трудно было дышать. Оставив когда-то войну, я истребил привычку писать, забросил все сочинения и перестал волновать ими чужие души. И, наконец-то, освободил ночи для сна…Они ведь были никому не нужны, поэтические эти часы, приходившиеся в самую полночь в мой дом — старую кирпичную казарму, полную лунного света и умерших в ней надежд. Мне просто некому было посвящать стихи.

Но однажды мне не поверила одна девушка: "Когда ты полюбишь вновь, то обязательно вернешь себе этот дар. Обязательно что-то напишешь. И он будет о любви, новый твой стих". И она оказалась права. Первый, после года забвения стих, действительно, был о любви.

А девушку, что не поверила мне когда-то, звали Марина. У нее были грустные большие глаза, светлые, как солнечный день, зеленые, как утренний туман. И каждый из ее круга мечтал побыть у нее в объятиях час или год…

…Я пришел сюда в звании и не захотел остаться без работы. У меня вновь появились подчиненные. Подчиненные, за которых я всегда был в ответе не перед начальством, не перед буквой Устава, а перед своей совестью. И цель научить чему-то молодое, неопытное еще поколение, стала для меня первой среди других. Я показывал все, что умел сам, объяснял, требовал, наказывал своих курсантов.

Вон они, — замерли в строю, — ребята, навсегда занявшие место в моем сердце. Они еще обижаются, еще не понимают, еще думают, что всегда неправ командир. Еще надеются переломить мою волю. Но уже перестали мне врать, остановили драки друг с другом, наконец-то, утратили прежнюю робость. Наконец-то, стали превращаться в мужчин.

Ребята… Бесценные мои товарищи… Давно потерялись, разбрелись во все стороны, уснули в земле отделения и взвода, которыми я командовал прежде. И все кончилось раньше, чем я ожидал. Прошли годы, выросли звания, сменились люди. И вот у меня осталась только она — 211-я учебная группа — последние самые преданные мои бойцы.

"Что будет с ними потом?" — так часто спрашивал я себя. "А что стало с тобой, когда тебя отпустили на волю?" — отвечал я себе и не мог замолчать свою правду: "Ничего такого… Мне просто не пригодилась свобода. Я, видимо, так и сложу свою голову, не сносив погон. Так и останусь верен своему Пути". Но, дай Бог, чтоб хоть они никогда не узнали войны. Дай Бог моим ребятам умереть в городе своем. Умереть седыми от старости, а не от скорби и слез.

…Странно, но предо мной не стояло цели закончить Институт. Это было что-то туманное и далекое. Он все равно должен был прийти, этот час, когда нам повесят погоны. И не к чему его торопить, ведь у него не будет другого выбора.

Я не спешил уходить с Института. Я привык видеть день, от которого нечего было ждать, кроме повторения прожитого вчера. Привык определять вечер по рубиновым пятнам заката, ложившимся на узкую мою кровать. Я уже знал, когда отсюда уходит лето, приходит осень, меняется год. Я выучил наизусть все их приметы. Я давно понял, что в этом мире застоя не будет подвигов и наград, но как-то сдержал себя и смирился с этим. Мои часы остановили свой бег, и замедлилась сама жизнь…

Я не хотел уходить отсюда, но и не мог обрести здесь покой.

…Говорят, ничего не повторяется вновь. Говорят, не приходит дважды вчерашний день. А я чувствую, как к сердцу крадется беда. Чувствую, как мало осталось до встречи с ней.

И теперь, вместе с чувством беды, ко мне приходит безумие.

…О, ярость судьбы, довольно! Верни дыхание задыхающемуся! Всколыхни мир, где уснула война! Разбейтесь материки и дайте под ноги Чечню! Ибо я уже не могу ходить по земле Алтая…

Боль моя — Чечня! Радость моя — Чечня! Надежда моя — Чечня!

-------------------------------------------------------

ИСТОРИЯ ОДНОГО ПРЕДАТЕЛЬСТВА

Сегодняшний день:

Мы еще понимали друг друга два месяца назад, пытались понять последний месяц, но окончательно разошлись теперь.

Что же развело нас? Что нам с тобою было делить? Неужели, власть? Оказалось, что да. Я не понимал тебя, когда ты не командовал, когда отстранялся, когда, вместо общих, решал личные свои дела. Когда я не знал, где искать тебя, если мне нужно оставить группу. Я обижался, считал каждый твой промах, и, наконец, мне стал не нужен такой командир. Командир, что по-иному, не так, как я, смотрел на людей.

Я был ведь максималистом, как и все, кто когда-то был молодым. Для меня не было в жизни других цветов, кроме черного и белого, и я никого не обошел этой меркой. Если ты не умеешь подавать строевой шаг, не знаешь команд, если курсант с тобою на "ты", — значит, ты плохой командир. Значит, ты никто. Значит, тебе не место в нашем строю. Это святая заповедь, которую я на всю жизнь усвоил в армейской сержантской учебке. Но ты не был сержантом, Сергей. Ты был всегда рядовым и не стремился к званиям. И ты был хорошим солдатом для своего времени. Но оно миновало, то время, и мы оба, и многие другие, еще не понимали, что Армия — это давно сгинувший день, с которого уже нечего взять. Не понимали, но всё продолжали что-то делить…