Артур Дойль - Мир приключений, 1923 № 04

Московское Издательство П. П. Сойкина и И. Ф. Афанасьева.　

МОСКВА. ТВЕРСКАЯ, 38.　

Главлит. Москва. № 9992

25.000 экз.

«Мосполиграф». 16-я типография. Трехпрудный пер., 9

УТРАЧЕННЫЙ ВЗОР

Из жизни цирковых артистов

Рассказ С. С. Заяицкого

СЫВОРОТКА БЕССМЕРТИЯ

Рассказ С. Зубова

2000º НИЖЕ НОЛЯ

Рассказ Фреда Уайта

ЛИФТ

Новый рассказ Конан Дойля

СТРАХ

Рассказ Тубериер Морриса

БЛАГОДАРНОСТЬ КОРОЛЯ

Исторический рассказ Эллис Пирсон

ТАБАКЕРКА НАПОЛЕОНА

Рассказ А. Геринга

ЧЕТВЕРО СПРАВЕДЛИВЫХ

Эдгар Уоллес

III. Человек, ненавидевший земляных червей

АПЕЛЬСИНОВАЯ КОРКА

Рассказ Мак-Нейля («Сапер»)

Среди больных, признанных безнадежными, но приехавшими заканчивать свои дни среди темнозеленых пальм лазурного берега, был один худей бледный старик, всегда сопровождаемый необыкновенно красивой, но уже немолодой женщиной. Они ни с кем не знакомились и какая-то печаль незримо сопровождала их, но эта печаль не казалась порожденной ожиданием смерти. Я часто наблюдал за необщительней четей. Хозяин гостиницы, в которой мы остановились, тоже ничего не знал о них, разве только, что они были мужем и женой и что муж должен был скоро умереть. Я был очень удивлен, увидав однажды супругов, сидящими в цирковой ложе и с каким-то странным вниманием созерцающими все, происходящее на арене. Внимание их перешло в нескрываемое волнение, когда появился известный во Франции канатный плясун Жюиль. Дама тяжело дышала, и веер дрожал в ее руке. Старик не спускал глаз с Жюиля и как-то судорожно сжимал ручку кресла. Случайно наши взоры встретились и он видимо понял, что я заметил его волнение, ибо он после часто взглядывал на меня.

На другой день он вышел на прогулку один. Сидя на каменной скамейке и читая «Matin», я невольно поглядывал на его стройную худую фигуру, медленно бродившую по пятнистой от солнца, как леопардовая шкура, аллее. Вдруг он прямо подошел ко мне и сел рядом, приподняв шляпу. Я ответил на его поклон и сложил газету.

— Вас удивило вчера мое поведение в цирке? — спросил он.

— Нет, то-есть я подумал, что на вас плохо действуют эти канатные трюки. Это очень нервирует! — ответил я.

— Не знаю, как других, но меня нервируют, — сказал он и вдруг, странно поглядев на меня, прибавил — вас не удивляет, что я один сегодня?

Я молчал, не зная что ответить.

— Дело в том, что Джени (это моя жена) совсем расстроилась от вчерашнего зрелища. Бедняжка! Это понятно! Это так понятно. Из всех людей, которых я вижу тут, только вы возбудили во мне желание поговорить и познакомиться. Мне почему то кажется, что вы не так пошлы, как они все. Мне почему то кажется, — продолжал он, — что если бы вы знали мое прошлое, то сочли бы меня убийцей, а они бы все не сочли. Мне так хочется перед смертью открыть кому-нибудь, что я — убийца. Ужасно перед смертью ни разу не поговорить о том, что было самым страшными самым важным в жизни. Ведь с Джени мы никогда не беседуем на эту тему. Никогда! Но важно, чтобы вы сочли меня убийцей, ибо нет ничего страшнее непризнанного греха. Нет ничего страшнее преступления, за которое не карают люди. Совесть тогда не знает удержу и она карает. Ах, как карает! Врач сказал мне, что я скоро умру. И вот я хочу каяться. Но кому? Законник осудит совсем не то в моем грехе, что на самом деле самое страшное; он не признает меня убийцей. Мне почему то кажется, что вы признаете. Я совершил убийство в те дни, когда меня еще не называли в газетах «почтенным», «многоуважаемым» и «престарелым». Я убил Пэди Брэя, знаменитого бегуна по канату. Почему я не на каторге? Да потому, что я убил его не так, как убивают те, которые попадают на каторгу. И все таки убил. Ах, все таки убил бедного Пэди Брэя!

В те дни я любил ходить в цирк. Я любил гул и хохот толпы, запах конюшен и диких животных, рев львов в клетках, мускулистых женщин, затянутых в трико, и трагический плач скрипок.