Габриэлла Зевин - Повседневная логика счастья

— Вы и правда слишком много себе позволяете.

— Простите, — смутился Ламбиазе. — Недостатки воспитания.

Исмей кивнула.

— Я бы не сказала, что вы плохо воспитаны, — сказала она. — Все-таки вы отдали мне пиджак. Спасибо.

— На Элисе осень наступает рано, — сказал Ламбиазе. — Давайте вернемся в дом.

Дэниел сидел у барной стойки «Пекода», прямо под китом, которого по случаю торжества украсили рождественской гирляндой, и вел беседу со свидетельницей Амелии. Джанин — хичкоковская блондинка в очках — поднималась по карьерной лестнице книгоиздательства одновременно с Амелией. Дэниел понятия не имел о том, что Джанин поручили следить, чтобы великий писатель не перебрал лишнего.

На свадьбу Джанин надела желтое платье в полоску, которое ей купила невеста. «Я знаю, что больше ты его никогда не наденешь», — объяснила Амелия.

— Смелый цвет, — сказал Дэниел. — Но вам идет. Вы Джанин, верно?

Она кивнула.

— Джанин, подружка невесты. Можно узнать, чем вы занимаетесь? Или это слишком банально?

— Я редактор, — сказала она.

— Вы умная и сексуальная. И с какой литературой вы работаете?

— Я редактировала детскую книгу о Гарриет Табмен, которой пару лет назад присудили премию Калдекотта.

— Впечатляет, — сказал Дэниел, хотя на самом деле был разочарован. Он подыскивал нового издателя. Продажи его книг заметно снизились, и он полагал, что виновато в этом издательство. Он хотел сам хлопнуть дверью, не дожидаясь, пока его выставят за порог. — Это же наивысшая награда?

— За первое место вручают медаль. А моя книга получила премию.

— Готов держать пари, что вы хороший редактор.

— Откуда такая уверенность?

— Вы честно признались, что ваша книга не победила, а заняла всего лишь второе место.

Джанин бросила взгляд на часы.

— Джанин поглядывает на часы, — сказал Дэниел. — Ей скучно со старым писателем.

Джанин улыбнулась.

— Второе предложение вычеркиваем. Читатель и так догадается. Показывай, а не рассказывай.

— Если наш разговор пойдет в таком русле, мне лучше выпить. — Дэниел сделал знак бармену. — Водки. «Грей гуз», если есть. И капельку содовой. — Он повернулся к Джанин: — А вам?

— Бокал розового.

— «Показывай, а не рассказывай» — это бред сивой кобылы, Джанин, — наставительно произнес Дэниел. — Сид Филд придумал этот девиз для сценаристов, а к художественной прозе он не имеет никакого отношения. Романы как раз-таки рассказывают. По крайней мере, лучшие из них. Не следует превращать роман в пародию на сценарий.

— Я читала вашу книгу, когда училась в школе, — сказала Джанин.

— О, зачем вы об этом вспомнили? Теперь я чувствую себя древней развалиной.

— Это была любимая книга моей мамы.

Дэниел исполнил пантомиму «Выстрел в сердце». К нему подошла Исмей и похлопала его по плечу.

— Я домой, — шепнула она ему на ухо.

Дэниел поплелся за ней к машине.

— Исмей, дай руку.

За руль села она — Дэниел успел-таки набраться. Они жили в самом дорогом квартале города. Из окон каждого дома открывался изумительный вид, но, чтобы до них добраться, приходилось подыматься в гору по извилистой и плохо освещенной дороге со множеством опасных поворотов. Вдоль обочины стояли желтые знаки, призывающие водителей к бдительности.

— Ты слишком быстро повернула на повороте, милая, — сказал Дэниел.

Исмей представилось, как они съезжают с дороги и падают в океан. От этой мысли ей стало хорошо, даже лучше, чем от фантазий о самоубийстве.

Но тут она поняла, что не хочет умирать. Она хочет, чтобы умер Дэниел. Или чтобы он просто исчез. Да, исчез. Пусть живет, только не с ней.

— Я больше не люблю тебя.

— Не говори глупостей, Исмей. У тебя что ни свадьба, то истерика.

— Ты дурной человек, — сказала она.

— Я сложный человек. Возможно, меня нельзя назвать хорошим, но я точно не самый плохой. Наш брак ничем не отличается от миллионов других. Не вижу причин его разрушать.

— Ты стрекоза, а я муравей. И мне надоело быть муравьем.

— Какая-то детская аналогия. Уверен, ты способна на большее.

Исмей съехала на обочину. У нее дрожали руки.

— Ты плохой. Но хуже всего то, что ты делаешь плохой и меня.

— Я тебя не понимаю.

Мимо них с визгом пронеслась машина. Она прошла так близко, что затрясся кузов их внедорожника.

— Разве можно останавливаться в таком месте, Исмей? Если хочешь поругаться, давай доедем до дома и будем ругаться сколько душе угодно.

— Каждый раз, когда я вижу ее с Эй Джеем и Амелией, меня тоска берет. Она должна была быть нашей.