Луи де Берньер - Сеньор Виво и наркобарон

– Мне нужно в туалет, – сказал Дионисио, подумав, что тогда его придется отвязать, и появится возможность сбежать, но человек поднес ему ко рту кружку и ответил:

– Дуй под себя.

Дионисио набрал полный рот воды, немного сглотнул, а остальное выплюнул на тюремщика.

Здоровяк отшатнулся:

– Можешь, конечно, плеваться, дружок. Мы все равно порежем тебя на кусочки и соорудим галстук. Веди себя хорошо, иначе мы за тебя возьмемся раньше, чем собирались, лады?

Дионисио просидел в полумраке два дня, и несколько раз ему пришлось мочиться под себя. Он свыкся с тем, что под ним мокро, ему даже нравилось тепло, возникавшее поначалу, но по-большому он под себя не ходил, терпел. Привыкая к мысли о пытках и смерти, он ловил себя на неуместных размышлениях: а как же космонавты ходят в туалет, если они весь полет в скафандре? Он много думал об Анике, гадая, что она предпринимает после его исчезновения. Представил, как Рамон утешает Анику, даже слегка заревновал, вообразив, как друг обнимает ее за плечи и вытирает ей слезы, но потом подумал, что, если придется умереть, пусть лучше Аника останется с Рамоном. «Рамон любит детей», – подумал Дионисио. Он прокручивал в голове воспоминания: мама Хулия, отец-генерал, детство в Ипасуэно, юность в Вальедупаре. Вспомнил, как однажды забрался на гору посмотреть, что там за Карибским морем, но лишь только достиг вершины, спустился туман, и сейчас это показалось метафорой всей его жизни. Он думал, как хочется есть, но, с другой стороны, в таких обстоятельствах, наверное, и кусок в горло не полезет. Дионисио припоминал каждую мелочь про Анику и улыбался, забывая о неволе; он пришел к выводу, что недолгая жизнь и началась-то, лишь когда любимая робко возникла в дверях с фотокамерой.

На другой день в комнату бросили два трупа и человек в капюшоне произнес со странным акцентом:

– Размышления о смерти весьма облагораживают, тебе не кажется?

Один мертвец был негр, другой – мулат. Спереди тела испещрены дырами от пуль, на спинах, где пули выдрали куски плоти, расплылись темно-бурые потеки. Мухи оглушительно жужжали, деловито откладывая на трупах яйца; опять вошли бандиты и уволокли тела. Один прихрамывал.

Поначалу Дионисио трясло от страха и пугающего ожидания, но затем внезапно наступил покой и Дионисио примирился со смертью. Он решил, что смерть – такое же ощущение, как сейчас в руках, то есть полное отсутствие ощущений, оттого что они так долго связаны. Не имея возможности почесаться, Дионисио затевал сам с собой игру, пытаясь утихомирить зуд усилием воли; временами, уронив голову на грудь, он засыпал, но пробуждался от удушья и дикого желания курить.

На третий день бандиты вошли с автоматами. Один направил оружие на Дионисио и передернул затвор. Поднял автомат к плечу, расставил пошире ноги, а затем приблизил дуло к животу жертвы. Из дула вывалилась сигара, и голос из-под капюшона произнес:

– Покури, Зенон.

– Рамон? – не веря себе, изумился Дионисио.

– Он самый! – воскликнул тот, сдергивая капюшон и делая пируэт. Агустин тоже снял капюшон и улыбнулся.

– Сволочи! – выговорил Дионисио. – Что все это значит?

– Мы решили преподать тебе урок реальной жизни, Мелисс.

– Вы не имели права! Я на вас в суд подам! Это захват, вооруженное насильственное похищение и что там еще! Только развяжите, я вам морды разукрашу, клянусь!

– В таком случае, Ксенофан, мы тебя не развяжем, пока не прочтешь эту бумаженцию, – Рамон достал из нагрудного кармана листок, весь покрытый печатями, и поднес к лицу Дионисио. Тот прочел: «Ордер на заключение под стражу в целях охраны. Дионисио Виво, улица Конституции, Ипасуэно. Настоящим постановляется, что вышеозначенное лицо может быть взято под стражу в целях охраны на срок до трех дней. Отсчет времени по усмотрению офицера Рамона Дарио, полицейское управление Ипасуэно. Вышеупомянутый Дионисио Виво не может быть взят под стражу на новый срок без официального продления настоящего ордера».

Ордер подписали два судьи, алькальд Ипасуэно и Рамон.

Полицейский сложил бумагу и убрал в карман.

– Она у меня уже несколько месяцев, но я придерживал, пока не потребовалась. А потому забудь о разукрашивании морд, Анаксимандр, и скажи спасибо, что спасли тебе жизнь. В особенности поблагодари Агустина – его пулей по ноге царапнуло, – а меня – за синяки вот от них. – И Рамон показал две сплющенные пули.

Дионисио удивленно поднял брови:

– Ты что, заговорен от пуль?