Александр Ласкин - Дом горит, часы идут

Тут трудно что-либо возразить. Если бы он мог, то сказал бы, что с этим согласен.

Ну что прибавляют национальность и партийность? Только слабые люди прячутся за эти формулы.

Он, Коля, не хочет так защищаться. Даже для ботинок с железными носами он совершенно открыт.

Что касается того, что хуже, то пусть будет хуже. Главное – не считать себя лучше других.

17.

Биншток тоже не остался без внимания. На него сразу набросились: “Вот жид – доктор, он вооружен!”

У доктора действительно было оружие. Правда, ничуть не более опасное, чем у Коли.

Тот же жест протянутых вперед рук – раз. Затем повязка с красным крестом.

Вкупе с просьбой о перемирии повязка подтверждала, что он представляет те силы, которые не укорачивают, а удлиняют жизнь.

Не имеет значения, под каким знаком экстерриториальность. Тут что красный крест, а что просто крест.

На поле боя независимость исключена. Это еще хуже, чем выступить за какую-то одну сторону.

Доктору сразу об этом напомнили. Причем было ясно, что это не вся сумма, а только аванс.

Даже тут проявилась склонность этих людей все делать неспешно и наверняка.

Это сегодня они погромщики, а вчера, к примеру, кто-то был столяром. С удовольствием выпиливал какую-то загогулину.

Сейчас он бьет, будто выпиливает. Старается не оставить ни одного свободного места.

Удивительно: на доктора сыплются удары, а он хочет разобраться. Спрашивает непонятно кого: почему так?

Вдруг в этом огненном потоке такое соображение: если всем известно, что он врач, то тут должны быть его больные.

Каждый когда-то маялся со своей хворью. Прямо в глаза заглядывал: не может ли доктор ему помочь?

Может, конечно. Уж какие сложные бывали случаи, а выход находился всегда.

Помимо капель и мазей, у него есть еще голос. Достаточно сказать, что все поправимо, и боль сразу отступает.

Теперь он сам пациент. Мысленно обращается к Самому Главному Доктору: “Сделайте что-то, мне плохо”.

18.

Тут какая-то рука изо всех сил толкнула Бинштока. В нескольких метрах от этого места он упал на мостовую.

Непонятно кого благодарить за дарованную ему жизнь. Ведь с одинаковым остервенением били все.

Что это за рука-предательница? Изменившая общей идее и решившая действовать в одиночку?

Наверное, дело в инстинкте самосохранения. Ведь у самых здоровых есть больные родственники.

Вот она и разжалась. Из твердой и острой превратилась в мягкую и податливую.

Коля, как мы помним, самое важное сказал ладонями. Так и погромщик говорил на этом языке.

Какой тут сделать вывод? Правильней довериться пальцу, тянущемуся к потолку.

Палец, конечно, не рука, но ее часть. Тут тоже имело место движение навстречу.

Как всегда, палец недвусмысленно показывал, откуда пришло это послание.

На этот раз мы обрели целых две мысли. Ведь мир по большей части состоит из врачей и больных.

Сначала вопрос для первых: “Проживет ли врач, если все будут здоровы?” Потом ответ для вторых: “Не селись в городе, где нет докторов”.

19.

Как говорится, два пишем, три в уме. Так вот судьба имела в виду совсем другой вариант.

Теряя сознание, Блинов нашарил на земле пистолет и нажал на курок. Пуля пролетела между ног погромщика и вошла в землю.

Теперь выхода не оставалось. Сперва в него полетели булыжники, а затем последовал штыковой удар в лицо.

На этом громилы не остановились. В который раз убивали бедного студента.

Наверное, еще какое-то время он что-то чувствовал. Возможно, даже мертвым пытался разобраться.

Как-нибудь так думал: “Отчего так? Почему злоба вооружена, а добро беззащитно?”

Вскоре он стал совсем спокоен. Будто говорил: “Ну бейте, бейте. Боли все равно нет”.

Помните, как в студенческом театре Коля играл Березина? Теперь оставалось эту роль доиграть.

Кое-кто считал его героя равнодушным, а это было достоинство. Другие растрачивают энергию, а он накапливал.

Понимал, что еще придется потратиться. Буквально отдать себя без остатка.

Свой конец Березин встретил лучше всех. Так что его жизнь осветилась новым светом.

Кстати, тот, кто стал жертвой римских легионеров, тоже был, как скала. В страшную минуту ни одна жилка не дрогнула.

Вопросы все же одолевали. Поэтому о том, о чем молчали слова, говорили руки.

Такое немного странное движение. Как бы пытающееся что-то ускользающее ухватить.

Этот жест можно было понимать: за что? Или: если меня не будет, то что вы станете делать?

20.